Шамбаров В. Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

Окончание Второй мировой стало и переломным рубежом в жизни русской эмиграции. В странах Восточной Европы, в Маньчжурии советские спецслужбы провели масштабные аресты. Правда, они осуществлялись выборочно. Брали тех, кто бежал за границу уже в годы советской власти. А из “старой эмиграции” таких людей, кто за границей просто жил и трудился, не трогали. Под аресты попадали те, кто сотрудничал с немцами или японцами. Попадали и видные бывшие белогвардейцы, даже не причастные к такому сотрудничеству. Целенаправленно вылавливали членов антисоветских политических организаций. В Праге было захвачено руководство Трудовой Крестьянской партии. Тогда-то и нашли в архивах ТКП документы, выявившие утечку сверхсекретных сведений из Кремля в конце 1930-х [145]. Но от кого и по каким каналам она шла, по-видимому, прояснить не удалось – руководитель ТКП А.Л. Бем во время допроса покончил с собой, выбросившись из окна. В разных странах было поймано более 100 активистов НТС. Некоторых расстреляли, большинство очутилось в лагерях.

В Западной Европе советские победы над Германией заставили многих эмигрантов пересмотреть свое отношение к коммунистической власти, вызвали уважение к ней. П.Н. Милюков в 1943 г., незадолго до своей смерти, написал статью, распространявшуюся в перепечатках и оказавшую значительное влияние на умы. Он писал, что укрепление государственности, создание мощной армии, развитие экономики – это несомненная заслуга Cоветского правительства. А бывший посол Временного правительства во Франции В. Маклаков и социолог П. Сорокин разработали теорию “конвергенции”, согласно которой между державами антигитлеровской коалиции неизбежно произойдет сближение в политических, общественных, экономических формах. По сути теория представляла собой вариант мечтаний русских либералов во время Первой мировой – когда радовались, что наша страна воюет в союзе с западными демократиями, а значит, и сама должна будет перенять их модели.

И уж во всяком случае, итоги Второй мировой заставили многих эмигрантских деятелей отказаться от дальнейших попыток борьбы “с большевизмом”. После освобождения Парижа и открытия там советского посольства его посетили Маклаков, бывший министр Временного правительства Вердеревский и заместитель председателя РОВС адмирал Кедров, который сказал: “Советский Союз победил, Россия спасена, и спасен весь мир. Новая государственность и новая армия оказались необычайно стойкими и сильными, и я с благодарностью приветствую их и их вождей”. Посол А.С. Богомолов, в свою очередь, высказал похвалу русским изгнанникам: “Мы могли ожидать, что немцы в борьбе с Россией используют эмиграцию, но этого не случилось. Тех, кто пошел на службу к фашистам, было сравнительно мало. Наоборот, в разных странах эмиграция проявила свои симпатии к советскому народу”.

В честь Победы Советский Союз сделал и примирительные шаги по отношению к эмигрантам, Президиум Верховного Совета объявил для них амнистию, предоставил право на получение советского гражданства “лицам, имевшим российское гражданство к 7 ноября 1917 г.” Такое же право получали “лица, утратившие советское гражданство и их дети”. В посольствах СССР принимались заявления, торжественно вручали паспорта – первый выдали митрополиту Евлогию. Но все же из сотен тысяч эмигрантов вернуться на родину решились немногие. Например, во Франции выразили желание получить советское гражданство 11 тыс. человек, но реально из них выехали в СССР лишь 2 тыс.

Большинство, даже обретя гражданство, предпочитало остаться на чужбине. Здесь была привычная среда, устроенный быт, а в России уже не имелось ни родных, ни знакомых, чтобы отправляться туда на старости лет. Сохранялось и недоверие к советским властям, советским амнистиям. И оно было вполне оправданным. Многие из тех, кто захотел выехать на ролную землю, так или иначе попали в лагеря. На них обращали повышенное внимание “органы”, к ним цеплялись ретивые оперативники. У некоторых выискивали “грехи” прошлого. Других брали по подозрению в шпионаже. Наконец, раэмигранты оказывались слишком чужеродными для советской обстановки, выделялись манерами, стереотипами поведения. И достаточно было неосторожного слова, чтобы навлечь на себя беду.