Шамиль

Правительство не могло не учитывать и то, что с окончанием Кавказской войны не исчезли идеи освобождения от ханов, беков и от колониального режима. Коль скоро так, то в любое время имя Шамиля могло стать знаменем борьбы. Царь и его окружение понимали, что оттого, как они будут относиться к бывшему имаму, события в Дагестане, как стрелка чуткого барометра, будут клониться то в одну, то в другую сторону.

Некоторые страны Запада, в том числе Англия и Франция, в годы борьбы горцев за свою независимость находились во враждебных отношениях с царской Россией. Поэтому европейской общественности Шамиль преподносился как борец против их общего врага. Кроме того, имя Шамиля было популярно в Италии, Германии и США, где складывались самостоятельные государства. Со всеми этими факторами Петербургу также приходилось считаться. Вот, пожалуй, по этим причинам царское правительство поступило с Шамилем так, а не иначе: не казнило, не сослало, не изолировало, а держало в Калуге, введя в его жизнь лишь некоторые ограничения.

Я специально ездил по некоторым местам в России, где бывал Шамиль. Видел дома и дворцы, заводы и фабрики, сады и библиотеки, которые посетил дагестанец. Шагал по улицам, по которым век назад ходил Шамиль, садился на скамью в тени деревьев парка, где любил отдыхать Шамиль, стоял на берегу Оки, откуда он глядел на реку и уходящие дали, вспоминая, вероятно, потерянную Родину. Посетил я и старинную больницу Калуги, где Шамиль в 1859 году случайно встретился с раненым дагестанцем. Я также познакомился в лечебнице со своим земляком, но не больным, а видным ученым, врачом. Заходил Шамиль и в гимназию, где учились русские дети. Ныне там институт. И там я нашел своего земляка — он руководил одной из кафедр института.

Но достаточно воспоминаний! Не будем забегать вперед, а продолжим повествование о тех событиях, на которых мы остановились в предыдущем рассказе.

25 августа 1859 года в четыре часа пополудни на Гунибе закончилась Кавказская война — после 25 лет борьбы Шамиль сложил оружие. Поздно вечером того же дня пленник спустился в Средний Гуниб, а затем к лагерю царских войск на Гудул–майдане, где для него была приготовлена суконная палатка и ужкн, состоящий из плова и чая.

Шамиль был взволнован до предела. Подполковник Алибек Пензулла–ев, приставленный к нему, как мог утешал его. Успокоился Шамиль лишь тогда, когда отправил весточку в Гуниб. Глубокой ночью принесли медвежью шубу. Подарок от князя Барятинского — объяснили ему. На следующий день с Гуниба спустились Кази–Магомед, Мухаммед–Шефи и другие члены семьи. Женщины шли с закрытыми лицами. Слухи, будто у Шамиля имеется пять миллионов рублей серебром, оказались выдумкой. У вчерашнего имама не нашли даже хорошего белья. Всех пленников заново обмундировали. И, как вспоминал впоследствии зять имама Абду–рахман, «тогда впервые мы могли стряхнуть с себя вместе с боевым пылом и ту не поддающуюся описанию грязь, которая наслоилась на нас в течение 5–6 месяцев, протекших со времен падения Ведено». Шамиль все время беспокоился о книгах, так как большую часть личной библиотеки растащили еще перед осадой Гуниба.

На Гудул–майдане в присутствии Шамиля состоялся парад войск. , Князь Барятинский поблагодарил солдат — и скалы Кегера и Гуниба огласились громом орудийных залпов.

Утром 27 августа пленника и его семью повезли в Темир–Хан–Шуру. Их сопровождали два эскадрона драгун, батальон пехоты и две сотни Дагестанского полка — всего приблизительно одна тысяча человек. Лично к Шамилю приставили полковника Трамповского. Предостережения не были излишними. Где-нибудь на 125–километровом пути от Гуниба до Темир–Хан–Шуры фанатичная толпа могла попытаться отбить Шамиля. Но этого не случилось, хотя, как рассказывал один из очевидцев, «отовсюду выходили навстречу тысячами горцы и женщины..» Последние оплакивали имама, а мужчины целовали полы его черкески. Многие старались, держась за уздечку лошади, как можно дальше от аула проводить дорогого человека. Так было в Куппе, Хаджал–Махи, Левашах, Ур–ме и Дженгутае. В последнем Шамиль почувствовал себя плохо; боялся, что отравили. Но русский доктор дал какие-то капли, и скоро боль прошла. Шамиль был очень благодарен ему.

Бывший имам в сопровождении охраны въехал в Темир–Хан–Шуру со стороны Муслим–аула (ныне Атланаул). Его встречали войска и большие толпы гражданского населения. Воздух огласился криками «ура!» Пленника устроили у скалы Кавалер–Батарея на квартире командующего Прикаспийским краем барона Врангеля. Пять дней, с 29 августа по 3 сентября, находился бывший имам в Темир–Хан–Шуре. Эти дни ушли не только на приемы и другого рода церемонии, но и на покупки. Всей семье приобрели новую одежду, Шамилю, кроме прочего, — черкеску из черного сукна. Затраты были довольно солидные — семь тысяч рублей.

В Темир–Хан–Шуре умерла одна из внучек Шамиля. Там же пленникам сообщили, что в Россию на первых порах поедут только Шамиль, старший сын Кази–Магомед и два мюрида. Остальная семья на время задержится в Дагестане. Было отчего прийти в уныние.