Шамиль

В 1842 году пленного князя Илико Орбелиани и его товарищей вели из Кумуха в Ведено?. Очередной отдых был дан в одном из аулов Ахваха, в часе ходьбы от Караты. К князю подошла женщина, грузинка из кахетинской деревни Артана, много лет назад увезенная в горы. 15 лет она жила с беглым русским солдатом. В тот же вечер к Орбелиани явился еще один человек. История последнего оказалась еще более необыкновенной. Он бежал из отряда генерала Зубова, когда тот приходил в город Дербент в 1796 году. С тех пор как он покинул солдатские ряды, прошло 45 лет. Он сжился с горцами, изучил их язык, женился на горянке, и она подарила ему нескольких детей.

В 1840 году Шамиль писал наибам в категорической форме: «Знайте, что те, которые перебежали к нам от русских, являются верными нам, и вы тоже поверьте им. Эти люди являются нашими чистосердечными друзьями… Создавайте им все условия и возможности к жизни»[93].

Солдаты уходили от своих, забыв Бога и царя, и встречали у горцев хороший прием и братские отношения.

Мы имеем возможность цитировать «Весьма секретный рапорт», составленный 9 января 1842 года, когда бегство нижних чинов начинало приобретать угрожающие размеры. Начальник левого фланга Кавказской линии генерал–майор Ольшевский доносил генерал–лейтенанту Граббе: «Вашему превосходительству известно, что до сих пор наши военные дезертиры считались у чеченцев ясырами и принуждены были исполнять самые трудные работы. Каждый военный дезертир составлял собственность чеченца, которым был пойман. Ныне Шамиль изменил этот обычай и постановил давать свободу всем военным дезертирам. Он собрал уже 80 человек беглецов, из коих некоторых, если они находились у сильных людей, купил, а остальных людей насильно отобрал. Шамиль

составил при себе из этих людей стражу, дал им оружие и отвел им землю в Даргах для поселения, но, пока они выстроят себе дома, Шамиль дозволил им жить у кунаков.

Дурное обращение чеченцев с нашими военными дезертирами, — сообщал далее Ольшевский, — удерживало многих неблагонадежных солдат… от побегов, но если теперь они узнают, что Шамиль дает дезертирам, то я боюсь, что побеги увеличатся». Далее Ольшевский дает следующий совет Граббе: «Если мои опасения окажутся справедливыми, то я полагал бы для удержания солдат от побега первых пойманных дезертиров расстрелять….[94]" Невзирая на эту крайность, царские солдаты переходили на сторону горцев или во время боя оказывали только видимое сопротивление.

3 сентября 1843 года Шамиль взял укрепление Балаханы и пленных. На следующий день имам оставил при себе горнистов, барабанщиков и мастеровых. Других переправил в свою резиденцию — Дарго.

Читателю, вероятно, интересно будет знать, что 5 сентября во время атаки Шамилем Моксохской башни среди его мюридов находились и русские солдаты, сдавшиеся 3 сентября в Балаханах. Увидев их, гарнизон Моксоха решил сложить оружие. 8 сентября к укреплению Ахалчи подошел Хаджи–Мурат, имея с собой крупный отряд горцев. Наиб Шамиля послал для переговоров своего переводчика — беглого солдата. Очень скоро явился комендант гарнизона прапорщик Залетов для свидания с Хаджи–Муратом. После недолгих переговоров он повел горцев к Ахалчи и уговорил солдат сложить оружие. Но справедливости ради здесь же надо оговориться, что когда тот же Залетов 10 сентября подошел к Гоцатлин–скому редуту и также стал уговаривать русских сдаться горцам без боя, то командовавший редутом капитан Кузьменко не только отверг предложение прапорщика, но и со своими солдатами в течение 6 часов отчаянно дрался против наиба Кибит–Магомы,

В 40–е годы у Шамиля собралось несколько сот русских солдат. «В распоряжении Шамиль–Эфенди, — говорил Гасан–Эфенди Алкадари в своей книги «Асари Дагестан», — собралось до трехсот человек солдат, бежавших в Аварию с русской службы. Шамиль–Эфенди относился к ним ласково, дабы было больше подобных им…»

Житель селения Эрпели Шамсутдин Амин–оглы видел своими глазами, «что у Шамиля на дворе стояли два полевых и три горных орудия с 5–ю зарядными ящиками». Шамсутдин показал далее: «В Даргах находится 400 русских солдат, беглых и пленных, все они живут вместе в отдельной казарме. Солдаты эти через каждый 2–3 дня являются на учение под командованием бежавшего из России под именем Идриса солдата»[95].

Гасан–Эфенди Алкадари писал: «Они там имели разные занятия, например, изготовляли порох, строили здания, а некоторые из них справлялись с предметами, связанными с геометрией»[96].

В 1845 году некто Устархан рассказывал, что он «видел много барабанов, сложенных вместе, и… горнов, на коих играют по вечерам», что из беглых солдат в Ведено назначены старшие в звании офицеров, и далее: «Так называемые офицеры ездят верхом, а все пешие. Вооружение их составляют разного калибра азиатские ружья, пистолеты и шашки; одеты в черкески. По свидетельству Устархана, солдаты «живут довольно хорошо… своевольны в своих поступках… Солдаты большей частью женаты на чеченках…»[97].