Евгений и сам уже это понял: второе невероятное везение за месяц. Осталось дождаться результатов экспертизы. Но никто из оперов не сомневался: чемодан тот самый.
Они уже подъезжали к Москве, когда мобильник в кармане Снегина завибрировал. Номер, высветившийся на дисплее, был незнаком. Женский голос в трубке тоже:
– Это капитан Снегин?
– Он самый.
– Макс сказал, вы поговорить хотите.
– Макс?
– Из бара.
– Вы Анжела? – догадался Снегин.
– Можете и так называть. Я к следователю не пойду. Я ни в чем не виновата.
– Вас туда как свидетеля вызывают. – Снегин видел, что начальство внимательно прислушивается к разговору.
– А в бар вы зачем пришли ночью? Да еще и с девушкой. Вы ведь меня искали? Задержать хотели?
– Бармен сказал? – догадался Снегин.
– Допустим. Что вам надо от меня?
– Анжела, это не телефонный разговор. Где бы мы могли встретиться? – Подполковник энергично закивал. Мол, раскручивай ее.
– Хорошо, приезжайте в бар. Не на улице же.
– В бар, так в бар, – легко согласился Снегин.
– Я тоже туда приеду.
– Во сколько?
– Приеду. Я позвоню, – и Анжела дала отбой.
– Консуматорша? – уточнил подполковник.
– Да, она. Та, которая с Копыловым пила. И которую Паша-Тяж избил, по словам его соседа Гнедого.
– Вряд ли она даст показания против Танжерова.
– Ну, теперь-то даст. Когда понятно, что он сядет.
– Уверен?
– Так ведь улики…
– Главная улика – это пистолет, Снегин.
Он и сам прекрасно это знал. А пистолет они не нашли. Разве что Танжеров надежно его спрятал.
Чайка
«Пистолет, Володя, перевесит сто тысяч других улик». Кто же не помнит эту фразу из знаменитого фильма? «Место встречи изменить нельзя». Накрепко в мозгу засело. Я так и сказала своему Воробышку:
– Пистолет, Володя… – ну и дальше, про улики.
Я мысленно повторяла эту фразу, как мантру, когда брела уже в темноте к дому Танжерова. По злосчастной гравийке, об которую уже все ноги измочалила. Я знала, что Паши в Ждановском нет. Он в Москве, мы недавно виделись в баре. Я отпросилась, якобы заболела. На самом деле меня трясло от страха. Я уже понимала, что выхода у меня нет. С того момента, как в телефоне раздался грубый голос:
– Долго мне бегать за тобой? Или мне всем твоим подружкам зубы пересчитать? А может, и еще кое-кому? Что молчишь? Говори!
Я что-то мекала в ответ, тем самым делая только хуже. Потому что он меня вспомнил. Как в такси его сажала.
Потому я и рванула в Ждановское. У меня имелись ключи и от калитки, и от Пашиного дома. От гаража не было, но я знала, что он не заперт. Там лежало то, что мне нужно: пистолет. Уже стемнело, но не днем же за ним ехать?
Я все спланировала. Надо успеть на автобус и доехать на нем до Москвы. А там уж поймать такси. В метро с оружием лучше не соваться. Ждать такси на остановке, как в ту ночь, когда мы познакомились с Володей, не хотелось. Это Воробышек такой безотказный, другие вряд ли примут вызов. Но на Володину помощь мне больше рассчитывать не приходилось.
Я была абсолютно одна. Напуганная, дрожащая: с одной стороны полиция, с другой – бандиты. Непонятно, кто хуже. Я боялась всех. Уехать бы подальше от Москвы и там пересидеть пару недель. Хотя бы на родину, к маме.
Но тогда все поймут, через кого прошла утечка информации. Пока подозревают всех, кто работал в ту ночь в баре. И надо по-прежнему туда ходить и делать вид, что ничего не случилось. Работать с клиентами, приносить Танжерову прибыль, чтоб он сдох!
Хорошо хоть к себе не зовет больше. Жена вернулась с очередного курорта, и кто-то ей, похоже, донес, как развлекается благоверный в ее отсутствие. Во всяком случае, Паша присмирел. Я не его сейчас так боялась.
Охранник знал намного больше других. Потому что это он встречал курьера в аэропорту. И помог грабителям выехать со стоянки. Связанный охранник сидел в «Лексусе» вплоть до того, как грабители пересели в бежевую «Ладу». Слышал, что они говорили, не могли ведь они всю дорогу молчать. Это была реальная опасность. И я поехала в Ждановское. Рискнула.
Почти не помню, как добрела до Пашиного дома, сознание будто отключилось. Как дрожащими руками отпирала калитку. Как шла к гаражу. Одна против всех. Против всего мира.
Помню только литую тяжесть оружия в руке после того, как вынула его из чемодана.
«Что ты делаешь? – мысленно ужаснулась я. – Ведь это ружье, которое рано или поздно выстрелит. Ведь ты – Чайка. Тебе суждено погибнуть. И если ты его возьмешь…»
А когда-то я была хорошей девочкой. Книжки любила читать, особенно жалостливые. По литературе получала одни пятерки. Даже стихи писала. Потому и вспомнила про ружье, которое в пьесах так любимого мною когда-то Чехова не висит на стене без дела. Внутренний голос шептал: «Не бери! Ни за что не бери!»
Я взяла. А потом тряслась в автобусе, тряслась в такси. Дома тоже тряслась. Теперь при мне улика, которая перевесит сто тысяч других.
А в гараже Танжерова ее уже нет. Я разом перекинула баланс, так что он стал для меня убийственным. А у Паши появился шанс.
С нотками дыма