Чердак оказался нехорошим. Глядя, задрав голову, на вертикальную железную лестницу, сантиметров восемьдесят недостающую до пола, и темнеющий квадрат в потолке, Катерина могла радоваться лишь тому, что вовремя отвергла идею вырядиться сегодня в юбку — а ведь была такая мысль, была! Изумительно бы в той юбке следовательница Астафьева смотрелась повисшей на лестнице. Что до трупа, то осмотр места происшествия проводили скомканно и с нарушением всех существующих правил: труп пролежал на чердаке недели две, находиться рядом с ним можно было только в противогазе.
— О, Катерина Андреевна, — порадовался чему-то судебный медик Топорков, — надо нам с вами скооперироваться и наладить бизнес по продаже опарышей рыболовам. Озолотились бы!
Дежурный оперативник, прибывший на место первым, без лишних слов провел следователя к голове трупа, в непосредственной близости от которой торчали оголенные электрические провода, а в вытянутой трупьей руке зажат был почерневший перочинный нож.
— Все ясно как божий день, Катерина Андреевна, бомжик Интернет себе захотел провести. А если серьезно, то попытался провода срезать — его и шибануло. Не наш случай, отказной материал.
— Протокол осмотра все равно составлять надо, — с сомнением разглядывала Катя нечто красное, засиженное мухами, бывшее когда-то человеком.
Медик Топорков тем временем не спеша натянул перчатки и попытался немного изменить положение трупа, очевидно, чтобы проверить наличие огнестрельных или ножевых ран. Зря он это сделал. С чавкающим звуком мясо отделилось от костей, и чердачная атмосфера живо наполнилась новой порцией непередаваемых ароматов. Катя первой метнулась к вожделенной дырке в полу — глотнуть свежайшего после чердака воздуха лестничной клетки.
— Я, пожалуй, в машине доработаю — что я, чердак не опишу? — тут же сдалась она. — Только, Петр Иванович, если в морге хоть одну сломанную кость найдете, дайте знать обязательно. Может, у него череп проломлен, а я отказник писать буду…
И малодушно сбежала.
Пока спускалась с чердака, пришлось проявить свои акробатические таланты, а внизу нос к носу столкнулась с неким типом, дышащим перегаром и смолящим сигаретку. Очень вежливо она представилась и показала удостоверение, после чего попросила принять у медика тяжелый чемоданчик, с которым он сам точно спуститься бы не сумел. На это тип невежливо сплюнул, предложил следователю пройти в каком-то непонятном направлении и к тому же в очень грубой форме назвал ее падшей женщиной. Катя этого не любила. Вступать в споры с типом она не стала, тем более что его уже принялся учить жизни опер. Она просто спустилась к машине и попросила водителя вызвать наряд и забрать хулигана.
Оскорбление должностного лица при исполнении — это триста девятнадцатая статья Уголовного кодекса, наказывается исправительными работами плюс весьма солидным штрафом. Правда, хлопотать о возбуждении уголовного дела и искать свидетелей Кате было откровенно лень. Зато забрать типа в медвытрезвитель, после чего сорок восемь часов подержать в ИВС до выяснения личности сам бог велел. Однако пока Катерина в машине сочиняла протокол осмотра места происшествия, водитель зачитывал анекдоты из газеты, а медик оформлял изъятые вещ доки, оказалось, что тот самый тип решил слазить на чердак. Открыть его он не сумел, зато навернулся с лестницы и сломал себе руку. В результате, вызов наряда отменили и начали вызванивать «Скорую».
— И так будет с каждым, кто посмеет обидеть Катеньку Андреевну! — продолжал веселиться медик.
В конторе мелкие, но очень напрягающие неприятности продолжились: свидетель по делу о взяточнике — студент, подкупивший преподавателя бутылкой коньяка за отметку по сопромату, вдруг решил сменить показания и настаивал теперь, что коньяк он преподнес уже после того, как получил отметку. А взяткой это назвать никак было нельзя. Кроме этого студента, у Катерины имелось еще семеро сдавших пресловутый сопромат таким же способом и признавшихся в этом следствию. Плюс имелся один особо ушлый, который не только положил денежку в зачетку, но и записал недвусмысленную беседу на диктофон. Так что обвинение взяточнику можно было выносить и без коньячного студента, но Катя все равно битых три часа мучила его вопросами и грозила очными ставками, пока тот не сдался и не подтвердил первоначальные показания.
После студента Катя рассчитывала отдохнуть: у нее в сейфе уже три дня хранилась дамская сумка, изъятая с места преступления — бомжатника и набитая разнообразным женским барахлом. Барахло нужно было подробно описать в протоколе осмотра. Правда, вскрывать сумку следовало в резиновых перчатках, а то и в респираторе и тщательно следить, чтобы оттуда не выпрыгнула какая-нибудь резвая блоха, но по сравнению с допросами это был все-таки отдых.
— Здравствуйте, можно? — в кабинет заглянула и потерянно встала в дверях Настя Волчек, глядя на следовательницу настороженно и недобро.