Шампавер. Безнравственные рассказы

Тупоголовые маклаки! Вам ли толковать о собственности и унижать, называя ворами, порядочных людей, которых вы разорили у своих прилавков! Что ж, защищайте теперь вашу собственность! Мерзкое мужичье! Бежав из деревень, вы поналезли в города, словно тучи воронья или голодные волки, чтобы присосаться к падали! Что ж, защищайте свою собственность!.. Мерзкие стяжатели, что бы вы нажили себе без вашего дикого разбоя? Сколотили бы вы добро, если бы не выдавали латунь за золото, подкрашенную водичку за вино? Отравители!

* * *

Я не верю, что можно разбогатеть, не будучи жестокосердным: человек добросердечный никогда не сколотит состояния.

Чтобы наживаться, надо подчинить себя целиком одной мысли, одной твердой неколебимой цели – желанию накопить огромную кучу золота, а чтобы эта груда росла и росла, надо сделаться ростовщиком, мошенником, бездушным вымогателем и убийцей. Притеснять же преимущественно малых и слабых. А когда золотая гора навалена, то можно на нее залезть и, стоя на ее вершине с улыбкой на губах, обозревать юдоль обездоленных по вашей же милости.

* * *

Негоциант разоряет купца, купец разоряет скупщика, скупщик разоряет мастера, мастер разоряет работника, а работник мрет с голоду.

Благоденствует не тот, кто трудится, а тот, кто наживается на труде других.

На книжечке были нацарапаны стихи, которые, я полагаю, им и сложены, ибо не припомню, чтобы мне приходилось прежде где-либо их читать.

Некоему торговцу моралью

Не правда ль, хорошо, как с кафедры церковной,
Осклабившись, располагать
Узорами слова и этой речью ровной
Ни разу сердцу не солгать!
Не правда ль, хорошо явить души величье,
Бичуя чей-то вкус и нрав,
И проповедовать, не подбирая притчи
В грязи казарм или канав!
И все ж не главное ль, когда поэт законно
Вещает правду, – как крупу
Не сыпать пуль в ответ, вниз, с Луврского балкона,
На безоружную толпу![39]

Кто ж он, друзья мои, кто сей судья суровый,

Анахорет, тупой монах,
Придирчивый торгаш, что хамоватым словом
Нас всех стереть хотел бы в прах?
Да, кто ж он, сей палач, хулитель с песьей мордой,
Не знающий, как горек стыд,
Кто душит красоту и кто уверен твердо,
Что век наш падалью смердит?
Кто этот горлопан? Сам весь в грязи липучей,
Обманывая простаков,
У окон потаскух он нас морали учит,
Как гонят под ярмо быков!

Не стану вдаваться в рассуждения о смертной казни, и без меня немало красноречивых голосов, начиная с Беккарии,[40] осуждали ее: но я возмущен и я призываю хулу на голову свидетеля обвинения, я заклеймлю его позором. Мыслимое ли это дело – стать свидетелем обвинения?… Какой ужас! Только среди людей можно найти подобных чудовищ! Возможна ли более утонченная, более изысканная жестокость, чем институт свидетелей обвинения?

* * *

В Париже существует два притона: притон воров и притон убийц; воры укрылись на Бирже, убийцы – во Дворце Правосудия!

Господин де Ларжантьер, обвинитель