– Горю желанием, мой любезный, да не смею: боюсь растерять там остаток ума, боюсь убить любовь к родине. Я чувствую, что стоит мне побывать в Кордове, Севилье и Гренаде, и я нигде уже не смогу больше жить. Espana! Espana! Espafia![278]
Ты как тарантул, от твоего укуса можно сойти с ума!.. Но вы-то, любезный, вы испанец и, однако, уехали из Испании?– Нет, сеньор, я дон Мартинес, кубинец.
Мартинес был тот самый несгораемый человек, которого одно время показывали в печи в саду Тиволи. Любопытство обывателей быстро утолилось, а жить-то надо: вот бедняга и стал извозчиком.
Пасро почему-то был ужасно поражен тем, что повстречал знаменитую саламандру[279]
в столь жалком состоянии.– Не взыщите за мою нескромность, но, sefior estudiante,[280]
вид у вас задумчивый и грустный, как у влюбленного. На лице у вас печать горести более глубокой, чем у caballero desamorado;[281] мне больно на вас глядеть.– Любовь! Любовь! Me muero рог la mozuela![282]
– Берегитесь, мой милый юноша, берегитесь! Послушайте меня, иной раз есть смысл послушать совет несчастного: не вкладывайте слишком много любви в такое хрупкое, переменчивое и неверное существо, как женщина, не губите себя! Не давайте страсти занять первое место у вас в сердце, не то вы себя погубите! И не стройте счастья на развалинах чужого, не то вы себя погубите. Не поступайтесь ради страсти ничем, что вас пленяет и привязывает к жизни, не то первый же удар свалит вас наповал. Женщины не стоят жертв. Пусть вам любится как поется, как верхом скачется, как играется, как читается, но не больше. Ни в чем прочном, честном и чистом не рассчитывайте на них: слишком горьким будет разочарование. Простите, что я вам все это говорю: я не хотел лишать вас юношеских мечтаний, преждевременно состарить или пресытить вас, но мне хотелось вас уберечь от многих несчастий, многих падений в пропасть. В данном случае стоит послушаться и последовать советам неудачника, особливо потому, что он стал неудачником по в «ине тех, кому вы посвятили всю веру свою и жизнь; каждый сам творит свою судьбу. Как и вы, я поверил, отдался – и погиб. Я был молод и блистателен, как вы. Берегитесь! Из-за женщин я стал изгнанником, фигляром, лакеем.
– О, только не бойтесь, что такое случится со мной, мой дорогой! Когда любовь, единственная цепь, привязывающая меня к берегу, порвется, все кончится, я порешу с собой… Дружище, остановитесь! Остановитесь, а не то мы проедем дом: вот тут, у этих дверей, – воскликнул Пасро, суя экю в руку Несгораемого и выскакивая из кабриолета.
– Viva Dios! Sefior estudiante, es V. m. d. muy dadivoso, muy liberal! Dios os guarde muchos afïos.[283]
Caballero![284]
Вы запомните Мартинеса Калесеро и номер его экипажа?– Si, si![285]
Студент вошел в указанный дом, а Мартинес, повеселевший, уехал, распевая наполовину по-испански, наполовину по-цыгански странный куплет:
С важностью сенатора или судебного пристава, опустив голову, Пасро взошел вверх по лестнице.
– Ах, это вы, красавец-студент!
– Здравствуй, моя Мариэтточка!
– Здравствуйте.
– Твоей госпожи нет дома?
– Моя госпожа немножко и ваша. Скажите лучше – нашей госпожи; она только что ушла, вам не повезло.
– Куда же она ходит в такое время?
– В манеж, на урок.
– Красотка еще и наездница? Вот не знал.
– Говорят, она восхитительно ездит верхом.
– Смеешься, злючка! Непременно хочешь быть комедийной субреткой?
– Не беспокойтесь, милый друг, она скоро вернется; вчера она очень долго занималась, сегодня, надо полагать, все кончится раньше. Входите и подождите в будуаре.
– Согласен, только составь мне компанию; одному в будуаре мне будет очень скучно, и к тому же это против всех правил. Ну, пойди сюда, кокетка, чего ты боишься?
– Вы ведь студент.
– Студенты известны своей филогинией:[287]
я еще не съел живьем ни одной женщины.– Фи!
– Садись поближе, прошу тебя; вот так! Теперь поболтаем: ты же знаешь, я давным-давно от тебя без ума.
– Чести много, а толку мало: плодами этой любви пользуется мадам.
– Видишь ли, Мариэтта, после Европы, Азии, Африки, Америки, Океании и Филожены, твоей госпожи, ты седьмая часть света, та, что нравится мне больше всех.
– Чести много, а проку мало: седьмой части света тоже нужен свой Христофор Колумб.
– Бесстыдница! Дай я поцелую твое милое плечико, плечико слоновой кости! И грудь, настоящий Парнас с двумя вершинами, только Парнас романтический.
– «Что тешатся мечтой взобраться на Парнас…».[288]