— Ну ее, — открестилась Шанелька, играясь выпуклой крышкой пепельницы, — я вон две сказки написала, за пять дней, а ты мне про личную жизнь. Что-нибудь получится. А если нет, то и фиг с ним. Помирать я не собираюсь, без мужского внимания.
— Да, — неопределенно сказала Крис.
Она хотела добавить бодрое, насчет, куда уж, дадут тебе помереть, все равно будут цепляться и внимание это мужское проявлять. Но проговорить это вслух мешал весомый и печальный аргумент, о котором она рассказывать Шанельке не собиралась. Пока не собиралась. Или совсем вообще никогда не скажу, сердясь на то, что причины молчать были, решила Крис, подхватывая края пледа и открывая балконную дверь.
— Не засни тут, в холоде. А я уже свалюсь. Завтра едем пораньше, еще забрать принца Гэндзи у заводчицы.
— Хорошо, — послушно ответила Шанелька, перегибаясь через холодные перила и вытягивая шею, — о! Иван Данилович, добрый вечер!
— Спит ваш кот, — донесся с нижнего балкона густой голос, полустертый порывами ночного ветерка, — а я вот, перекурить.
Крис тоже подошла, так же свесила голову, разглядывая руку с сигаретой, клетчатое плечо и седые волосы на макушке.
— Мы к вам завтра, на чай, — посулила Шанелька, — пустите? Ненадолго. Я уезжаю вот. Вечером. Что?
— Жалко, — громче повторил Деряба, — чего ж быстро так? Эх. Ладно, как соберетесь, приходите, научу варить. Желтый китайский.
В сумрачной комнате, захлопывая дверь и отгораживаясь от ночного света и смутного гула шоссе и дальних новостроек, Шанелька засмеялась, беря свою косметичку и удаляясь в ванную:
— А ты говоришь, никто не клюет. Вон Деряба опечален моим отъездом. Мужик, чо!
Глава 20
Нежный и одновременно сильный голос певицы наполнял теплое нутро машины, делая все томным и значительным. Иногда европейские ритмы сменялись чуть заунывными восточными и подруги покачивались, мурлыкая в такт иноземным словам. Притормаживая на светофорах, Крис поворачивала голову, проверяя, как там, в небольшой клетке на заднем сиденье чувствует себя высокий принц крови Гэндзи, за которым они заехали к заводчице, растрепанной девушке с мягкой улыбкой и черными, как ягоды, глазами.
А Шанелька молчала, уютно грустя и вспоминая, как пару часов тому они посидели в квартире старика Дерябы, отхлебывая из плоских пиалок янтарный чай с крупными неровными чаинками. По ковру носился Марьяччо, пугая свое отражение в зеркале старого шкафа, Крис внимательно слушала Ивана Даниловича, а Шанелька, время от времени ставя свой чай, снова и снова подходила к большой карте, такой — странной.
Это была карта мира, да. Но одновременно — карта слов. Каждый материк и каждый остров, реки, горные кряжи, морские впадины и заливы — все было подписано не одним названием, а сразу несколькими. Мелко, на разных языках, и из разных времен. Белые, вернее, желтоватые от времени плоскости морей и материков слова заполняли густо, придавая им волшебный объем, будто через лупу Шанелька смотрела не на буквы, сплетенные в слова, а внутрь, в глубину, такую, почти бесконечную.
— То мой друг делал, Андрей, второй помощник на «Аяксе», — Деряба покачал фаянсовый чайничек и наклонил над подставленной Крис пиалкой, — сильно книжки любил. Хочу, говорит, Данилыч, такую карту сделать, чтоб на ней все имена были, от древних греков до наших вот. А как стал делать, то и за голову взялся. Сильно много всего. Но упорный мужик, никак не бросал, раз, говорит, в одну не вмещается, сделаю другую. А еще, говорит, поверх той сделаю кальку, чтоб, значит, еще больше поместилось. По временам. На вовсе старую — поновее. А там еще поновее. Когда я с «Аякса» списался, он мне ту, самую первую подарил. Я вот думаю, сделал ли, как хотел. Но потерялись мы, уж лет двадцать не знаю, где он да что.
— И рисунки, — очарованная Шанелька вернулась к дивану, беря на колени уставшего, наконец, Марьяччо, — в детских книжках бывают наподобие, но тут совершенно прекрасные, как старые гравюры.
— Они и есть, — кивнул Деряба, — книжек он гору переворотил, тушь с перьями специальными покупал, когда в Японию заходили. Так что там и парусники, и зверье всякое. Вовсе сказочное зверье, как то древние про мир думали.
Он густо засмеялся, щуря маленькие глаза.
— Договорился с капитаном, ночами торчал в рубке, ее ж никуда не разложишь, здоровущая. Раз наляпал чернилами, вся вахта ходила с синими подошвами.
— Какой молодец, — Шанелька слушала и одновременно готовилась попросить, чтоб старик взял кота, избавив Крис от дополнительных хлопот.
Но Деряба вполне ситуацию понял и сам предложил, так что просить не пришлось, а согласились девочки охотно, с одобрением рассмотрев в коридоре и в кухне расставленные по ранжиру кошачьи горшки и миски.
Все это радовало Шанельку, хотя к маленькому Марьяччо она успела привязаться. Ну, что ж, на то они и коты, знала она, чтоб из любого угла прыгать прямо в сердце.
Улыбнувшись, она тоже повернулась, поглядеть на сановного Гэндзи, но за прутьями того было почти не различить, и Шанелька стала смотреть на дома и перекрестки, подернутые пеленой холодного дождя.