Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате

Любопытства ради я изучил арбалет, из которого в меня дважды стрелял Нун, — на мой неискушённый взгляд, это было очень хорошее оружие, выстрел из которого пробил бы иной панцирь, тем более с малого расстояния. «Доспех мертвеца» не только задерживал стрелу, но и распределял удар таким образом, что я обошёлся без тяжёлых повреждений и переломов. Да, первые недели подъём с постели, глубокие вдохи или смех давались мне несколько болезненно, но единственное, что действительно серьёзно досаждало, — это вывихнутый мизинец.

На фоне моих, в общем-то, незначительных травм удивление и уважение вызывал Хуан Чжэлу, от которого за всю дорогу я не услышал ни одной жалобы, а ведь, несмотря на притирания и перевязку, раны, полученные им в ночном бою, начали гноиться. На некоторые было страшно смотреть. Молодой разбойник, безусловно, отличался колоссальной выносливостью, но было ясно: без скорейшего лечения уже очень скоро он рискует умереть от заражения крови.

На третий день пути мы добрались до Хунчоу и, узнав от местных жителей, где живёт вдова Кан, подъехали к воротам богатой корейской усадьбы. После рассказов учителя Яо и У Чжайбо о покойном мастере-реставраторе я ожидал увидеть и здесь, как в Баопине, изысканный букет стилей, представляющих разве что не разные части горной страны, а разные эпохи, — но увидел самое обычное зажиточное хозяйство, на какие вдоволь насмотрелся в родной префектуре. Однако сравнение, если подумать, было бы не в пользу Баопина. В отличие от напряжённо застывшего поместья Вэйминьского князя, здесь кипела жизнь: со двора доносились окрики управляющего, смех и перебранки, гогот гусей и протяжное коровье мычание. Даже насупленный и обрюзглый привратник, принявший мою визитку и состряпанные кое-как объяснения о нападении разбойников, казался приятнее лощёных и молчаливых слуг-телохранителей императорского дяди.

Тот же привратник проводил нас в просторный и ухоженный внутренний сад, усадил в гостевую беседку и подал ароматный чай. Я впервые за много дней ощутил подлинное спокойствие. Корейские садики вообще к этому располагают. Возле беседки лениво журчал ручей, по другую сторону возвышалась роскошная многоярусная клумба — через два-три месяца она предстала бы перед нами во всей своей красе, пока же на чёрной земле скромным украшением смотрелись белые звёздочки первоцветов, все вместе образующие иероглифы: «Счастье ожидания». Чуть поодаль суровым часовым стояла могучая древняя сосна, она выросла на редкость кривой, узловатой, но и в этом было нечто живописное и приятное глазу. Словно приветствуя гостей, в ветвях застрекотала какая-то птица, и её бесхитростное пение показалось мне приятнее редких индийских мотивов в «Приюте талантливых единомышленников».

— Так бы здесь и оставался, — словно ответил на мои мысли Хуан Чжэлу и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза.

Я рассеянно кивнул и налил себе ещё чаю. А когда поднял взгляд, увидел, что по тропинкам сада к нам идут двое: дородная дама в белом трауре и широкополой шляпе с густой вуалью, полностью закрывающей её лицо, — безусловно, хозяйка дома, — и семенящий рядом с ней краснолицый старик в синем халате и чёрной газовой шляпе, какие приняты у корейцев. Мы с Хуаном поднялись с кресел и ещё издали встретили их глубоким поклоном.

— Получив вашу визитную карточку, я не знала, что и думать, — произнесла дама, когда мы после приветствий расселись за столиком вчетвером. — Но теперь вижу, что не ошиблась: вы очень похожи на своего благородного отца. Как вы понимаете, после того как этот дом опустел, я всё время провожу на женской половине и, конечно, не принимаю гостей. Кузен Чан любезно ведёт за меня внешние дела имения, но он близкий родственник. Впрочем, и вы, можно сказать, член семьи, ведь ваш отец, Яо Шаньфу и мой благодетельный супруг в своё время принесли клятву побратимства. Нынешние молодчики разбрасываются этим словом легкомысленно, но, чтобы вы знали, в нашей семье к таким делам всегда было самое строгое отношение. Как поживает ваш батюшка?

Склонив голову, я ответил, что мой отец уже четыре года как умер, и, дабы не повисало молчание, тут же представил Хуан Чжэлу как своего названого младшего брата, после чего мы двое поднялись и вновь поклонились вдове Кан — как племянники тётушке — и Чану — как дядюшке. Старик Чан всплеснул руками:

— Как замечательно! Получается, матушка-хозяйка, здесь и вовсе все свои! Какая, однако, приятная встреча, уважаемый племянник. Мне очень давно хотелось свести знакомство с яньскими Чхве, но я всё никак не находил надёжного посредства, а вы, если верить карточке, служите у дуншаньского префекта!

— Что вы, в самом деле! — оборвала его вдова. — Будет для этого разговора и более подходящее время. Вы ведь слышали от Ходжона, что гости подверглись разбойному нападению и, наверное, нуждаются в помощи!