И, словно в насмешку над ним, мы тут же услышали песню — куда приятнее птичьей. Пел человек. Слова перемежались стуком топора, и я не всегда разбирал строки, но много позже я нашёл этот текст в собрании запрещённых гимнов времён государя Триумфатора:
И всё в таком духе. Возможно, эта песня и не попала бы под запрет, если бы не авторство Лай Даолиня — основателя «Течения девяти принципов», примечательной личности, о которой ещё будет лучший повод вспомнить позднее.
Распевал молодой дровосек, орудуя у векового ствола огромным топором. Наших окриков он словно не замечал, и мы бросились к нему через бурелом, но, когда добрались до порубленного дерева, парня там уже не было. Топор был воткнут тут же, но владельца и след простыл.
Вдруг та же песня зазвучала у нас за спиной. Там, откуда мы только что побежали к лесорубу, ковылял, опираясь на узловатый посох, оборванный старик в широкополой шляпе. Мы устремились к нему. Но опять напрасно. А песня звенела теперь откуда-то сверху — то с одной, то с другой стороны.
— Я про такое знаю, — произнёс Хуан, озираясь вокруг. — Это лесной дух нас дурачит.
— Всё верно, — услышали мы, — я дух этой чащи.
Из-за ствола вдалеке вышел величественный старец в белой одежде. Я кинулся было в его сторону, но он тут же исчез, и я даже не заметил как — был, и не стало. А голос спокойно продолжал чуть поодаль:
— Если вы ищете путь, то найдёте его у себя под ногами. — Я с удивлением посмотрел вниз и обнаружил, что стою на полузаросшей тропе. — А если ищете ответов, то я готов по разу ответить каждому из вас, только и вы честно ответьте на мой вопрос.
— Небось, спросит наши имена, — пробурчал, подходя ко мне, Хуан Чжэлу. — Узнает — тут нам и крышка.
Наш собеседник рассмеялся. Смех звучал, кажется, отовсюду. Потом назвал нас каждого по именам, присовокупив также, откуда мы родом. Я не на шутку обеспокоился. Не буду лгать, будто тогда голос показался мне знакомым.
— Кто это говорит? — спросил я требовательно.
— Скворец, твой спутник туговат на ухо. — У давешнего дерева опять возник лесоруб и вернулся к работе. Хуан тронул меня за плечо и сделал знак лишний раз не дёргаться. — Но раз обещал, повторю, мне не трудно. Я дух этой чащи.
— Сколько вас? — продолжил я допрос.
— Этак вы быстро израсходуете свои попытки! — Парень зашёл за ствол и пропал. Голос зазвучал у нас за спиной: — Будем считать это вторым вопросом?
— Постой! — крикнул Хуан. — Скажи лучше, проходил ли кто через этот лес в «дикий край» за последние недели?
«Дух леса» задумался.
— С тех пор как тут Грозовой Демон со своими дружками прошёл в область Вэй, обратно не проходил никто. А вот в ту сторону сейчас ходят ежедневно. Всех собрать — орава наберётся, а вешать по одному в день — к осени не управиться. Так что вэйцы их теперь казнят охапками. — Пауза. — Теперь мой вопрос. Куда вы направляетесь?
Уговор есть уговор: я признался, что иду в Янь, а Хуан Чжэлу — что следует в оплот «дикого края» на востоке Чжао.
— Держите за честность, — сказал «дух», и под ноги мне упал камень, завёрнутый в белый платок. — Отдайте эту находку Плешивому Гао с хутора Куньян, и путь ваш станет легче.
На этом разговор прекратился. Что бы мы ни говорили, нам уже не отвечали, и мы двинулись по указанной тропе. Я не знал, что и думать: после странной встречи у нас ничего не пропало, да и путь, которым мы шли, привёл не в ловушку, а к выходу из леса. Если это простые мошенники, что они делали в чаще и откуда знали наши имена? Не похоже было и на дозор «дикого края»: уж больно непочтительно голос отзывался о разбойниках, выловленных вэйцами. Обсуждать это с Хуаном было бесполезно: он твёрдо верил во встречу со сверхъестественным.
На опушке леса мы сделали привал. Мой спутник быстро разжился какими-то кореньями, и нашёл чей-то охотничий силок с мелким зверем, так что обед вышел более чем сносным. Дальнейшая дорога, говорил Хуан, пойдёт намного проще: места известные, и даже упомянутый хутор Куньян разыскать не составит труда. Подарок «духа» я успел рассмотреть ещё по дороге, но теперь достал его снова. Камень был с ладонь: широкий и плоский. Никаких отметин на нём не было, и, вероятно, ценность представлял не он сам, а платок, но и на платке я нашёл только несколько пятен неопределённой формы. Что должно символизировать подобное послание?