Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате

За неделю до этого, по рассказу нищего, известная в округе шайка во главе с Цзяном по прозвищу Цепной Молот наведалась к местному судье, требуя не то денег, не то зерна из государственных запасов. И если ещё месяц назад судья бы безропотно согласился, то теперь, когда в «дикий край» со дня на день должны были войти войска Шэн Яня, ответил твёрдым отказом — да ещё и пригрозил разбойникам тюрьмой и виселицей. Цзян убрался, но обещал, что так просто этого не оставит.

Через день в ямыне объявилась юная особа, которая, заламывая руки, вчинила иск некоему господину Лю, владельцу закладных лавок, человеку богатому, но в селении нелюбимому. Судья со всем вниманием изучил обвинение, призвал и допросил ответчика, распорядился провести следствие и пять дней спустя объявил иск несостоятельным, а Лю — полностью невиновным.

В момент объявления вердикта истица разрыдалась, и тут в зал суда с криками «Доколе терпеть?» и «Сироту обижают!» вломились молодчики Цзяна. Повалив на землю приставов, они бесцеремонно выдернули судью из-за стола и бросили на место для подсудимого. Рядом с ним оказались и все служащие суда. Народ застыл в оцепенении. Бандиты провели собственное судилище, на котором постановили, что жадные чиновники обижали и обдирали простой народ, занимали сторону богатых и глумились над бедняками, а значит, виновны ни больше ни меньше в государственной измене. А потому «казнить их со всеми домочадцами, имущество забрать и раздать простому люду».

В селении пошли погромы и грабёж. Хранилища стояли нараспашку. Под горячую руку попадались и лавки, и частные дома, что побогаче. Над сознательными жителями, которые пытались мешать произволу, расправы чинили тут же. Тела вешали рядом с судьёй и судейскими.

— Второй день пошёл, как они куражатся, — закончил нищий. — Глядишь, скоро уйдут, тогда и поспокойнее станет. Но людям всяко будет не до ваших товаров.

— Цепной Молот! — радостно сказал Хуан Чжэлу и соскочил с повозки. — Это мой большой приятель! Уважаемый старший брат, пойдёмте скорей. Если успеем, глядишь, нам перепадёт по славному скакуну — уж я договорюсь!

Видя, что Гао собирается поворачивать коней, я последовал за Хуаном. До западных ворот Юмина мы дошли пешком. Ворота были открыты настежь, стражи не было. В селении царила сумятица. Одни целыми семьями бежали из дома; другие, напротив, запирались внутри, как можно крепче подперев двери; третьи высыпали на улицу, желая поживиться на чужом горе. Над селением поднимался чёрный дым, и ясно было, что горит не только управа. Через пару кварталов Хуан сказал, что для спокойствия дальше пойдёт один, и попросил ждать его за столиком чайной, мимо которой мы только что прошли:

— Выпейте чашечку-другую, никуда не отлучайтесь, я скоро добуду коней!

От зрелища чинимого вокруг мародёрства ком подкатывал к горлу. И я оказывался не просто свидетелем, а чуть ли не сообщником в этом беззаконии. Какой уж тут чай?

Вдруг кто-то окликнул меня по имени…

Глава сорок вторая. Ван Чухань поджигает кумирню Благостного Просвещения, циские войска переходят границу

На улице, шагах в десяти, стоял и смотрел на меня чумазый паренёк-носильщик в кургузой засаленной куртке и с огромным тюком на плечах. Увидев, что я обратил на него внимание, он подозвал меня жестом и добавил как бы сам для себя: «Поистине удача оставляет дверь открытой!» Сказано это было с чистейшим классическим произношением, что поразило меня даже больше, чем то, что этому человеку откуда-то известно моё имя. Я встал из-за стола и подошёл к нему. Мы точно были знакомы, только памяти всё никак не удавалось нащупать подробности.

— Я Пэн Бо, — сглатывая слёзы, сказал паренёк.

Всё встало на свои места.

В гости к моему отцу на Дуншане хаживал секретарь Пэн, приятный, обходительный человек. Он приходил за советом по службе, за разъяснениями по трудным моментам уложений и классических текстов и время от времени просил как-нибудь походатайствовать о нём в делах карьерных. Иногда вместе с ним приходил сын, смышлёный мальчуган по имени Бо. Развлекать его, конечно, поручали мне. Я был старше лет на пять, и Бо, помню, смотрел на меня, как на героя, а вот я, признаться, тяготился такой навязанной компанией. Последний раз мы виделись, когда мне было пятнадцать. Секретарь Пэн стараниями моего отца получил приглашение в область Чжао и вместе с семьёй покинул родную префектуру. Всего через пару лет ему предложили должность юминского судьи, после которой он рассчитывал и на шапку префекта.