Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате

— Подсадить, коротышка? Не видать, небось!

Я тогда сильно обиделся на шутку — а особенно на «коротышку». До самого окончания школы я рос очень плохо и был ниже всех своих сверстников, да к тому же щуплым. Когда-то отец вкопал во дворе особый столбик, на котором я отмечал свой рост, и одно время я по нескольку раз в неделю (бывало, и каждый день) подходил к нему, и горько досадовал, что не вырос ни насколько. А позже оказалось — хорошо, что не вырос.

Мне было четырнадцать лет, и я всё так же нет-нет да сбегал из школы за город — поговорить с удальцами-караульными. Кое с кем я успел сдружиться, а один из них, громадина по прозвищу Бао Бревно, даже побратался со мною и подарил мне нож, острый, тяжёлый, с гравировкой: «Навстречу смерти». Вместе мы выглядели потешно: огромная гора мускулов и рядом — я, тощий воробушек. Я знал, когда и куда Бао назначают в караулы, и порою, вместо того чтобы идти на учёбу, шёл к нему — вместе сторожить гуйшэня.

Однажды внизу горы патрульные нашли не одну «грушу», а две, лежащие рядом. Капитан Дуань решил не выставлять дополнительный пост и ограничиться двумя бойцами. В конце концов, в момент пробуждения времени обычно более чем достаточно, чтобы справится и с двумя. Я каждый вечер бегал посмотреть, не проснулись ли чудовища, а однажды отправился туда с самого утра — в карауле как раз стоял Бао.

— О, братец, здоро́во! — радостно закричал он, издали увидев меня.

Я подошёл, поклонился, как было положено, и сел на скалу. Бао примостился рядом. Его сослуживец спал, что было строго запрещено. В этой части Дуншань весь изрыт пещерками и усыпан валунами. Бао кивнул на них и весело сказал, что, наверное, в каждом из них спрятано по «груше», которые только ждут своего часа, чтобы принести награды для удальцов. И, достав из-за пазухи засохший кусок сыра, разломил пополам:

— Постоишь в карауле за меня?

— Конечно! — радостно согласился я.

— Да я пошутил, — Бао добродушно потрепал меня по плечу.

Я быстро съел свою половину и сидел на холодном камне, болтая ногами и поглядывая на туман. Густое марево то и дело меняло цвета. В то утро оно было тёмно-красного цвета. Вдруг я заметил белые прожилки, вначале тонкие, потом всё более уверенные, и вот уже весь туман побелел.

— Гуйшэни! — крикнул я.

Каменная скорлупа трескалась на обоих. Бао спрыгнул со скалы, схватил копьё и пнул товарища в бок. Тот осоловело вскочил и принялся поправлять шлем и одежду, видно, решив, что на подходе проверка. Потом, сообразив, что к чему, потянулся к тубусу с приказом, попутно лепеча: «Законной властью повелевается…» Ближайшая ко мне груша рассыпалась, и я впервые так близко увидел живого гуйшэня. Чудовище расправляло крылья и таращило глаза прямо на меня. Распахнулась необычайно широкая пасть — что называется, от уха до уха, вся усыпанная длинными кривыми зубами. Бао крикнул: «Скушай!» — и вогнал ему копьё в глотку. Второй караульный бросился к тому месту, где лежала другая «груша», и отчаянно выругался.

Второй гуйшэнь поднялся в воздух.

Он громко хлопал перепончатыми крыльями и метался туда-сюда, словно осваиваясь в новой стихии. Мне показалось, что и этот тоже почему-то смотрит именно на меня. Наверное, потому что из нас троих я больше всего походил на добычу. Вообще одинокие гуйшэни опасаются взрослых людей, как и любое животное побаивается того, кто больше ростом. Но щуплый и низкорослый мальчишка явно воспринимался иначе.

Решение пришло само собой. Я выхватил нож и несколько раз полоснул себя по левой руке. Кровь пошла сразу. Густая, красная, цвета давешнего тумана. Я помахал порезанной рукой в воздухе, зачем-то вдобавок вымазал кровью ладони и лицо, сбросил халат и поспешил по склону — подальше от своих. Гуйшэнь бросился за мной. Я бежал, а в ушах пульсировали слова, написанные на лезвии: «Навстречу смерти, навстречу смерти, навстречу смерти». Впереди между камнями проглядывалась пещерка — узкая, тесная, но, как мне казалось, достаточно глубокая, чтобы мне можно было в ней спрятаться. Я бежал и очень боялся, что ошибся. Крылатое чудовище приотстало, и появился новый страх: что оно откажется от погони. До пещеры оставалось совсем недалеко. Сжавшись в комок, я стал перекатываться по земле, царапая и разбивая ладони, локти и колени. «Так даже лучше, — думал я. — Так даже больше крови». В пещеру я заполз ногами вперёд, рассчитывая, что, в случае чего, у меня нож и я отобьюсь.

Через мгновение в проёме появилась голова чудовища. Сложив крылья, оно ползло за мной. А я в этой тесноте не мог даже пошевелить рукой — какое там отбиваться! В темноте глаза у гуйшэня — выпученные, круглые, как у кролика, — горят красным. Я выставил нож перед собой и гадал, смогу ли я таким образом убить его. Сердце колотилось в висках, заглушая все звуки. В глазах мутилось, и я почувствовал, как теряю сознание.