Шанхайский регтайм

      - Не стоит делать поспешных выводов, - глаза Лугового блеснули. - Что из чего выйдет, никто заранее не знает. Не ошибается только тот, кто ничего не делает и не чувствует. Мне тяжело объективно судить о вашей страсти, так как я - человек домашний: женат четверть века. Счастливо женат. Моя Ольга - замечательная женщина. Можете мне поверить: рядом с ней, другие femines меня не интересуют. Впрочем, многолетнее супружество, дети, дом - это другое. Хотя, - Константин Павлович смущенно улыбнулся, - признаюсь вам - в молодости, до женитьбы я был весьма влюбчив...

      "Рядом с Натальей меня тоже не интересуют другие женщины", - подумал молодой человек. Ему уже стало стыдно за свою несдержанность, и начало покусывать раскаяние за откровенность перед случайным знакомым.

      - Все проходит, - говорил Константин Павлович, берясь за рюмку. - Если ваши чувства случайны, то вскоре жизнь все расставит по своим местам. Если нет, то... Все будет зависеть от вас.

      Выпили за будущее.

      - Э-э, - замялся Луговой, - но, как вам кажется, Саша, ваша пассия не собирается... эксплуатировать чувство к ней? Не заметили такого?

      - Вроде бы нет, - нахмурился молодой человек. - У меня временами впечатление, что я для нее просто не существую. Пустое место. Обычный клиент.

      - А вы пробовали быть для вашей Натальи кем-нибудь еще? - в голосе антиквара послышалась укоризненная нотка. - Я думаю, что бедная девушка была бы рада, если бы вы... когда окончательно убедитесь в своих чувствах... Если бы вы изменили ее жизнь к лучшему. Не думаю, что ей нравится нынешняя работа. Впрочем, здесь в Азии успешная куртизанка вполне респектабельна и пользуется уважением. Азиаты проще, чем мы - европейцы и христиане, смотрят на такие вещи.

      - Я не думал о браке, - рассеянно сказал Александр. - Вы считаете, она согласится?

      Константин Павлович испытующе посмотрел на молодого человека. Вздохнул. Поправил длинным пальцем с ямочкой от перьевой ручки дужку очков.

      - Думаю, что согласится, - сказал он. - Каждая женщина, каких бы свободных нравов она не была, в глубине своей души мечтает о семье, детях, доме. Это природное... Но не торопитесь и не забегайте вперед. Любовь с первого взгляда, как у вас, – коварное чувство.

      Официанты принесли горячее, и за столом началась перестановка. Константин Павлович замолчал, наблюдая за суетой. Наконец все успокоилось. Выпили водки и принялись за жареного, откормленного по особому рецепту гуся.

      - Я вот о чем подумал, - сказал Луговой и промокнул салфеткой губы заблестевшие от жира. - Дома терпимости во всем мире, а особенно здесь в Шанхае связаны с криминалом.

      - Я никого не боюсь, - помрачнел Александр.

      - Не сомневаюсь. Но я не о том, что вам кто-то угрожает. Ваша пассия, если сама решит уйти от своих нанимателей, может оказаться в затруднительном положении. Вы захотите ей помочь и наломаете дров. Поэтому, - Константин Павлович покачал указательным пальцем, - если вам понадобится помощь, не таите в себе, звоните мне в любое время дня и ночи. Когда-то я оказал немалое содействие в создании Русского полка муниципальной полиции Шанхая. А один из полицейских инспекторов французского сеттльмента Иван Всеволодович Боярышников – мой старинный друг. Если хотите, он наведет справки о вашей рыжей подруге. Ведь может статься, что у нее были нелады с законом?

      - Это меня не волнует, - отмахнулся Саша. - Спасибо за предложение, Константин Павлович. Но я не буду форсировать событий. Вдруг все пройдет само собой.

      - Может, и пройдет, - сказал антиквар с сомнением. - Но рассчитывайте на мою помощь. - Мы - русские, изгнанные из нашей многострадальной Родины, - в голосе Лугового слышался искренний пафос, - должны во всем поддерживать друг друга. Разобщенность белого движения уже один раз погубила Россию. Губит и здесь в эмигрантской среде, где каждый вынужден в одиночку бороться за жизнь. Нужда, чужой мир... многое толкает наших соплеменников на преступления. Эх, Саша, насмотрелся я на чужие, изломанные судьбы. Сколько хороших людей опустилось, пало ради куска хлеба на самое дно.

      Выпили за русских, за тех, кто не сломался на чужбине, кто нашел в себе силы устоять. Разговор перешел на политику. Константин Павлович, как всегда увлекся, принялся рассказывать о многочисленных политических течениях в среде русских эмигрантов в Шанхае и Китае. Больше всего он говорил о русском фашистском движении, на него Луговой возлагал свои надежды. По его мнению, это ядро, тот центр, вокруг которого в недалеком будущем должна сплотиться разбросанная по всему миру русская эмиграция.

      Александр быстро утратил интерес к беседе, так как политика и судьбы русской эмиграции его давно не волновали. "Устраивайся в жизни сам и, если сможешь, будь счастлив", - подумал он. Так что энтузиазм и жар, с которым собеседник вел свои речи, пропали втуне. Молодой человек поддался вновь нахлынувшей тоске и лишь внешне, только из вежливости, выказывал интерес к словам Константина Павловича. А проклятая ревность все терзала сердце и напрягала мозг бесполезным поиском выхода из сложившейся ситуации.