Шанс для истребителя

Пожалуй, что и мне стоит присоединиться к всеобщей веселухе. Немецкие пехотинцы как раз подошли ближе. Тут их мой маузер уже достанет. Мой наградной пистолет более дальнобойный, чем ТТ и наганы, которыми были вооружены наши летчики и старшие техники. Выглядываю из-за ящика и высматриваю подходящую цель. Вот он. Метрах в ста пятидесяти бодрой трусцой прямо в мою сторону двигается настоящий арийский «зольдат». Прям не Испания, а советско-германская граница в июне 1941 года. Сейчас ты мне за все ответишь, сволочь фашистская. Быстро прицеливаюсь, задерживаю дыхание и плавно нажимаю на курок. Приклад маузера дружески толкает меня в плечо. Немец, нелепо взмахнув руками, роняет винтовку и падает на землю. Попал! Я его только что убил! Живые так не падают. Прислушиваюсь к себе. Ничего. Как будто таракана раздавил. Ни капельки мне этого немецкого фашистика не жаль. Может быть, из-за того, что он и ему подобные натворят в мире через несколько лет? А может быть, я просто такой толстокожий и черствый тип? М-да! Раньше я таким не был. Скорее всего, из-за того, что подобное меня лично не касалось. Все эти террористы, маньяки, жестокие наркобароны, кровавые диктаторы. Все они в двадцать первом веке мою жизнь не затрагивали никак. И были где-то там далеко. В Африке, Латинской Америке или на Ближнем Востоке. В другом мире. В другой реальности. А вот здесь я столкнулся с проявлением фашизма лицом к лицу. С геноцидом мирных людей, которых убивают авиабомбами. И тут наши противники делают это не «якобы случайно», как те же американцы в Сирии, Афганистане или Ираке. А целенаправленно. И поэтому я к ним и отношусь не как к обычным людям, а как к бешеным животным, которых надо уничтожать, чтобы мирные обыватели спали потом спокойно.

Под все эти мысли навожу прицел маузера на следующего вражеского пехотинца. Выстрел. Есть попадание. Еще один враг на моем счету. Старательно прицеливаюсь в третьего арийца. Но этот занимательный процесс прерывают пули, начинающие долбить по моему укрытию. Ай! Отлетевшая щепка врезается мне в щеку. Больно, блин! На одних инстинктах ныряю в укрытие, обреченно слушая, как пули кромсают ящики с запчастями, за которыми я сейчас и сижу. Заметили меня, гады глазастые. Прямо не дают высунуться. Уф! Вроде бы вражеский обстрел прекратился. Осторожно выглядываю одним глазом. Гадский танк. Он подъехал уже совсем близко. Эх, нет у меня сейчас никакой гранаты. Да даже наших самопальных зажигательных коктейлей нет. А из своего маузера я броню не пробью. Даже такую хлипкую как у этого Т-1. И тут я краем глаза замечаю какое-то движение. Поворачиваюсь. Ага! Это наш испанский переводчик. Сейчас этот вежливый и интеллигентный прапорщик выглядел очень героически.

С пистолетом в одной руке и бутылкой «коктейля Молотова» с горящим фитилем в другой, Педро Хуарес быстро бежит в сторону немецкого танка. Куда, дурак! По открытому полю! С замиранием сердца наблюдаю за этой драмой с каким-то болезненным любопытством. Наш храбрый переводчик, конечно же, не добежал. Немцы среагировали оперативно. Профессионалы, мать их за ногу! Раздавшаяся пулеметная очередь ударила прапорщика прямо в грудь. Педро Хуарес все же успевает бросить бутылку в сторону вражеского танка. А затем падает. Черт, черт, черт! Жалко мужика. Нормальный он был, этот испанский прапорщик. Жалко! Тем более что эта героическая жертва оказалась напрасной. Та огнеопасная бутылка так до немецкого танка и не долетела. Выходит, что зря погиб этот неплохой человек? А ведь не было в этом испанце ничего такого героического. Невысокий, щуплый и застенчивый. Он был больше на ботаника похож, а не на офицера воюющей армии. Однако в критический момент смог проявить смелость. В общем, первое впечатление о человеке бывает обманчивым.

С ненавистью смотрю на долбаный танк. Он нам тут всю оборону порушил. Против него мы долго не выстоим. С таким-то слабым вооружением. И тут на моих глазах происходит настоящее чудо. Т-1 внезапно вспыхивает как большая петарда. От неожиданности я вздрагиваю. А затем вижу прекрасную картину. По полю за спинами немцев двигаются три танка зеленого цвета. Не очень большие. Но зато с пушками. Узнаю приземистые силуэты наших Т-26. Их-то я ни с чем не перепутаю. Такую советскую бронетехнику я вблизи уже видел. Раньше я эти танки не заметил из-за ангара. А теперь вот вижу. Наконец-то пришла помощь, о которой нам говорил Пумпур. И которую мы так долго ждали. Немецкие пехотинцы, завидев наши танки, героев из себя изображать не стали и бросают оружие, высоко поднимая руки. Сдаются, собаки арийские. Умные гады. Понимают, что против танков они ничего сделать не смогут. И умирать зря не хотят. Уф! Неужели все? Все кончилось? И я опять остался жив. И даже не ранен. Царапину на щеке я за ранение не считаю. Это пустяки. До свадьбы заживет. Я сейчас такое большое облегчение чувствую. И счастье. И в данный момент так счастлив, что даже готов обнимать и целовать танкистов, спасших нас. Как это любят делать многие советские начальники. Я сейчас весь мир люблю. Я выжил!