Борису стало не по себе. Все его мысли читались или просчитывались Голодом с ходу. «А ведь предупреждала меня Милка, быть с ним осторожным!» – вспомнил он разговор с подругой, состоявшийся на днях. Собственно, это был не разговор, а попытка Бориса предъявить ей свои претензии. И было за что! Милка и не отрицала, что ходит у Голода не только в помощниках, но и занимает теплое местечко в его постели. Не отрицала и того, что ей это не в напряг. «Он пусть и не любит меня, Боря, пусть! Пусть использует. Но, и у меня не фонтан эмоций. Я хотела покоя и свободы, я все это получила. А цена? Кто сейчас говорит о цене, если нужно уйти из прошлого? Из прошлого, в котором и не было никого, кроме тебя! А мне это удалось. Я забыла тебя, Боря. Ты ушел. Наконец-то ушел из моих мыслей, снов и желаний. И я вижу: ты перед ним словно муравей перед слоном. И, будь осторожен, Боря! Не обольщайся мнимой «дружбой» с ним. Он не дружит. Никогда и ни с кем. Одно твое неверное движение, и он пройдет по тебе, не заметив!»
Только сейчас, глядя в насмешливые глаза Голода, Борис ей поверил окончательно. Раздавит, растопчет, сожрет. И забудет за ненадобностью, что был такой, Борис Раков.
Глава 26
Она не знала, что ей делать дальше. Так ее напугало все то, что произошло. Можно было бы кому-то рассказать, но кому об этом расскажешь? Специалисту? Так госпитализирует сразу! И станет Алевтина Бурова пациенткой палаты номер такой-то. Очень даже на радость бывшему мужу.
…Первое, что она увидела, выныривая из глубины своего странного сна, – это лицо, закрытое ладонями. И тут же услышала голос.
– Виктор Васильевич, она жива! Посмотрите же, наконец! Что вы сидите, как истукан, давайте ее поднимем с пола! Ну, же! – кричал рядом Алин сосед Поляков, нависая над стоящим на коленях Марининым.
– Я сейчас, я сама, – засуетилась тут же Аля, поняв, что лежит на полу. Она резко села и схватилась за голову: боль пришла неожиданно, ударив по вискам изнутри, словно двумя молотками. Перед глазами все поплыло. Теплые, даже горячие руки, она чувствовала их тепло через тонкий шелк халата, подхватили ее, приподняли и понесли. Она кивком головы попросила посадить ее в кресло: валиться в кровать при двух мужчинах ей показалось стыдным. Он опустил ее в кресло и поднес к губам стакан с водой. Она сделала осторожный глоток. Потом отпила еще немного. Барабанная дробь в висках поутихла.
– Спасибо, – выдавила она, стараясь не смотреть на Маринина.
А он был бледен. Бледен лицом и нем, словно боялся сказать хоть слово. Зато за них обоих выговаривался Поляков.
– Вы так нас переполошили, Алевтина! Я услышал, как вы что-то громко говорили. Вас кто-то напугал? Тут кто-то был? Что случилось-то? Вам сейчас лучше? – выдавал он без остановки, сбрасывая тем самым нервное напряжение.
– Спасибо, Георгий, все хорошо. Это, наверное, был просто обморок.
– Давайте, скорую! Да! Сделают укольчик успокоительный, осмотрят, врачи-то! А, вдруг, что-то серьезное? – продолжал суетиться неугомонный Поляков.
– Нет, спасибо. Правда, уже нормально. Наверное, я много выпила кофе на ночь. Не стоило.
– Это уж точно. Давление подскочило, не иначе. Нельзя ж так! Тогда я пойду, – он почему-то посмотрел на Маринина. Аля невольно посмотрела в ту же сторону. Маринин молча кивнул.
Он закрыл за Поляковым дверь на защелку. А потом подошел к ее креслу и опустился рядом на колени.
Она, поколебавшись чуть, просто еще не веря, дотронулась до его седой макушки дрожащими пальцами. Маринин шумно вздохнул и, обняв ее обеими руками, уткнулся лицом ей в грудь. Ей было немного больно, бывший майор не рассчитал силу, сжимая ее так крепко. Аля тихо вскрикнула. Он вроде как очнулся, слегка отодвинулся, заглядывая ей в глаза. Что уж он там прочел, в ее напряженном лице, страсть или только ожидание ее, но Аля вдруг поняла, что нет у него больше сил сдерживать себя. Отбрасывая тут же все сомнения, стыдливость и страх, Аля расстегнула верхнюю пуговицу его домашней рубашки. Седой клубок волос на груди, к которому прикоснулись ее пальцы, вызвал в ней такую дрожь, что она испуганно и резко убрала руки. Он поднял ее рывком, одновременно потянув за поясок халата, плавным движением, гладя ее уже обнажившееся плечо, затем грудь, откинул ненужный шелк в сторону и прижал ее к себе. Она вдруг возмутилась такой несправедливостью, наткнувшись горячими руками на ткань его рубашки, а не на живую кожу, вытащила полу рубахи из под ремня джинсов и положила обе ладони ему на грудь…
И теперь они не просто соседи…
Аля отчетливо понимала, что держать в себе происходящее с ней ночами не сможет. Тем более, что этот сон-явь повторился снова. Аля в этом сне была не Аля. Комната, вроде была эта, только с другой мебелью, тяжелыми парчовыми шторами на окнах и огромным ковром на полу.