Кое-как проглотив вставшую комом еду, я поспешно вытерла испачканную руку. Все это происходило в полной тишине и под недружелюбными взглядами: Жанночки — злорадно-торжествующим, а у Лютовской он был недоуменно-брезгливым.
Боже, я даже не знала, как ее зовут! Емельян не говорил, а я не спрашивала. Капец.
Мысли бились в лихорадке…
И не надо на меня так смотреть, дамы, я умею пользоваться приборами!
Отчаянно хотелось сбежать, спрятаться и, возможно, поистерить: повизжать, ногами потопать…
Где же мачо, когда он мне так нужен?
Вздохнула, закрыла контейнер с едой и посмотрела на гостей вопросительно — какова, типа, цель вашего визита? — и они, наконец, отмерли.
— А вот и она, Софья Даниловна.
Спасибо, Жанна! Хоть какой-то от тебя прок! Софья Даниловна, значит. Ей идет.
— Благодарю, Жанна, можешь идти. Дальше я справлюсь сама, — холодно бросила мать Эмиля, и секретарша недовольно скривила пухлые губы.
Ну хоть это утешает. Мы с Паровой тут на равных — неугодны ни она, ни я.
Жанна исчезла, закрыв за собой дверь, а Софья Даниловна прошла, села в гостевое кресло, сложила ухоженные руки замком на столе и пристально на меня посмотрела.
Я вся подобралась, готовясь отражать словесные удары.
Глава 23
— Не будем ходить вокруг да около, Катерина-не-знаю-вашего-отчества, — заговорила, наконец, моя гостья голосом прокурора, выносящего приговор. — Я мать Эмиля Лютовского, и, учитывая вашу находчивость и сообразительность, думаю, вы знаете, зачем я здесь.
Я с тоской посмотрела на томившуюся без меня в контейнере еду. Хотя… больше она не вызывала желания поскорее ее уничтожить прямо руками. У меня появились дела поважнее — прямо сейчас решить: что я должна сказать матери своего мужчины, когда она пытается меня унизить и оскорбить.
Увы, я не имела понятия, как реагировать. Начать оправдываться? Я не на столько наивна, чтобы питать надежду, что это поможет. Хамить в ответ? Не то у меня воспитание, да и понимала я ее в чем-то…
— Да, знаю. Но помочь вам ничем не могу, — сказала единственное, что пришло в голову, — я не имею влияния на Эмиля, соответственно, не могу приказать ему забыть о ребенке.
— А при чем тут ребенок? — сощурила она на меня глаза и побарабанила длинными ногтями по столешнице.
— Мы как бы пока идем в комплекте, — напомнила я и нервно хихикнула.
Это точно нервное.
— Ой, не смешите меня, дорогуша, — Софья Даниловна откинулась на спинку кресла и тоже притворно рассмеялась, — мужчинам плевать даже на рожденных детей, а уж на тех, кто только в проекте, и подавно. Все дело в вас.
Да уж конечно. Не была бы я беременной, мы бы с Емелей уже пару раз переспали и расстались… Наверное…
— Вы плохо знаете своего сына, — ляпнула я тут же и пожалела.
Матери такое заявила! Как будто я его хорошо знаю!
— Это вы его плохо знаете, милочка, — ну вот, еще и разозлила гостью, — чем бы вы его сейчас ни держали, это пройдет. Вы не подходите друг другу совершенно, — припечатывала она меня словами. — Эмиль воспитывался в абсолютно отличных от ваших условий. — Это она намекает на то, что он не ест обед руками прямо из контейнера? — У него превосходное образование, а вы — простая медсестра. Когда-нибудь эта пропасть между вами даст о себе знать, и все закончится печально.
И тут я очень сильно подозревала, что Софья Дмитриевна права.
— Повторюсь: я не держу Эмиля, это он настаивает…
— А вы оттолкните, Катя! — воодушевилась потенциальная свекровь. — Так будет для всех лучше. Пусть ваш ребенок не знает родного отца совсем, чем потом станет свидетелем вашего разрыва.
Она говорила ужасные вещи. Я не думала, что могу услышать подобное от женщины, которая сама мать. Мне стало обидно за малыша до слез.
— Но ведь это ваш внук, — голос некстати сорвался и прозвучал сдавлено и хрипло.
— Ой, прекратите, — махнула рукой Софья. — Я этого малыша знать не знаю. Я вообще не отношусь к мечтающим о внуках бабулям. Я его не просила, — прозвучало цинично, но честно. — А вот своего сына я люблю всей душой. Поэтому предлагаю вам приличную сумму, — она перегнулась через стол и, схватив ручку, написала на листе с моими заметками 500000, — это в евро, — довольно добавила бабушка года и откинулась обратно.
Пятьсот тысяч евро настолько огромная сумма для меня, просто немыслимая до такой степени, что даже не нашла отклика в душе. Да и не торгую я детьми, точнее — не имею никакого морального права решать судьбу малыша ни за какие деньги.
Я начала закипать, поэтому отчеканила сухо:
— Благодарю. Мне не нужно ваших денег. И денег Эмиля тоже. Вы не понимаете, я не строила планов обогатиться…
— Ну-ну, и поэтому мой сын только что купил тебе дом в Мухосранске, а до этого скупил весь ювелирный магазин? — перебила меня Софья.
Она отбросила манеры и перешла к наездам. Но это все ерунда…
— Какой дом? — вот что меня больше всего в ее словах заинтересовало.
Не может быть, чтобы Емеля это сделал! Опять что-то проворачивает за моей спиной?