Шанс на падение (СИ)

Она знала, кто жил в Поттере. А у Тома не получалось выбраться из ненавистного тела, из-за чего юная жена, лучшее прикрытие ото всех подозрений, огребала человек за десять. Иногда она думала, что лучше бы он использовал магию: слишком унизительно то, что он расправляется с ней лишь физически. Словно она не достойна чего-то большего.

В зеркале отражается исхудавший организм, обтянутое куском ткани, еле соблюдающим правила приличия и держащимся лишь на завязанных вокруг шеи лямках. Спина оголена, комбинезон с легкостью срывается с ее тела, покрытого темными розами синяков. Смотреть противно. Выпирающие ребра приподнимаются в ее вздохе, Том отворачивается.

Его тошнит от ее тела, его тошнит от болезненной привязанности. То, что ему нравится делать ей больно — уже плохо. И стекла очков прозрачными капельками растворяются на его лице, зеленый пожирается алым, пожар беспорядков и успешной революции грозится настигнуть магическую Британию.

Джинни доедает последнее мороженое из холодильника, оставляя на столе горячий ужин. В центре магического Лондона начались беспорядки. Подготовленное и спланированное восстание горячей удушающей пленкой растекается по стране.

В этот раз никто не был готов, потому что Гарри Поттеру все верили. А Том Риддл прекрасно умел притворяться.

И не показывать пронизывающую злостную обиду на похоронах, глядя упрямо в крышку закрытого гроба. Джинни повесилась в их квартирке, привязала веревку к люстре и закрепила ту заклинанием, отправила матери прощальное письмо, а ему оставила лишь клочок бумаги со слабым отпечатком помады. Он пропах духами и отправился в небольшую шкатулку, туда же, куда и отрезанный волос с ее головы.

Бездушное тело болталось под потолком, табуретка валялась у бледных ног. Джинни была раздетая. Тому, чтобы видеть ее оголенной, не нужно было стягивать одежду с веснушчатых плеч. Он знал ее насквозь.

И даже после смерти не позволял уйти.

========== До потери пульса. Том Риддл; Антонин Долохов ==========

Комментарий к До потери пульса. Том Риддл; Антонин Долохов

жене

Они дружили до потери пульса. Антонин так думал. Он задыхался, падал на колени, смеялся, сплевывая кровь, пока Волдеморт кружил вокруг. Темные полы его мантии развивались, босые ноги ступали по ледяной плитке. Бледная кожа его была перепачкана кровью: то ли его собственной, то ли Долохова.

Когда-то Том тренировался вместе с лучшим другом. Сейчас же он, озверев, желал его смерти.

А Антонин преданной собакой продолжал замирать возле его трона. Слушал сумасшедшие речи, поддерживал геноцид, желаемый новым королем, шастал по всему магическому миру в поисках очередной безделушки, что была нужна Тому. Он словно бы не прожил без нее и четверти века. Да забывал сразу после возвращения Долохова, выкидывал прочь принесенный артефакт и злобно спрашивал, верен ли тот ему до сих пор.

Волдеморт знал, что такому, как он, трудно было хранить веру. Тем более, Антонин застал его другого. И от этой мысли становилось невыносимо.

Он кричал проклятия, после встречи с которыми вылечить и восстановить организм невозможно, швырялся Авадами, дико отбивался от ответных заклинаний. Он был безумен, коршуном нависал над не сдающейся жертвой. Поднимающейся, смеющейся, уворачивающейся. Жертва, что почему-то не уставала, пока бессмертный тяжело дышал, жертва, что готова была сдохнуть самостоятельно, а не от чужой руки, не давала покоя, замирала где-то под сердцем надоедливой иголкой, колющей ничего не чувствующий камень, и сотнями голосов молила прикончить себя.

Новобранцы Пожирателей Смерти, затаив дыхание, наблюдали за бойней. Каждый из его слуг давно бы умер. Но не Антонин. Антонин был сильным, Антонин был преданным, Антонин был невыносимым. Рубин блестел в его ухе, темные кольца кудрей разметались, на лбу выступили капли пота.

Еще сорок лет назад он давно бы остановился, протянул Тому руку, поклонился и закончил дуэль, признавая свое поражение и силу соперника. Шуточно бы вскрикнул, захохотал, видя перепуганные лица вокруг, забыл бы в очередной раз перевязать окровавленную рану. Открыл бутылку с огневиски, устало упал в кресло и принялся делиться впечатлениями, светиться радостью и энергией, пока Риддл, оперевшись о подоконник, вытирал руки и медленно пил прохладную воду.

Тогда вальпургиевы рыцари были живы, тогда Том и не думал о том, что докатится до такого состояния. А сейчас ненависть струилась под кожей вместо крови, паучьи пальцы сжимали палочку, и единственным чувством, походящим на нежность, стала привязанность к крестражу, оставленному в змее, запертому в ее склизком теле и тянущимся к основной части раздробленной души.

Волдеморт кричит, отбиваясь сразу от нескольких фиолетовых вспышек, уворачивается от фиолетового проклятия и наобум, не видя, бьет Круциатусом. Попадает прямо в цель. По помещению разносится нечеловеческий крик боли, Долохов падает на пол, закашливаясь и задыхаясь. Раздирает пальцами горло, вцепляется в собственный кадык и выгибается в спине.

Несколько капель крови падают на грязную плитку. Мерзко.