Шанс на счастье

Адель не разомкнула рук, но заклинание плести перестала, не видела смысла. Работы оставалось минут на пять, но даже если Мадлен подарит ей это время, и Адель удастся от нее избавиться, со зверем она все равно не сладит. Он ее загрызет.

Сердце сдавило куда сильнее, чем после слов Мадлен. Адель так и не успела признаться Стефану в любви… А он обещал дождаться, но не сдержал слово. В первый раз. И в последний.

Губы против воли шевельнулись, произнося имя. Звуки неразборчивым шелестом вырвались изо рта вместе с дыханием.

* * *

В первый раз Стефан обернулся в возрасте двух лет и до сих пор помнил, насколько преобразился окружающий мир, став четче, наполнившись звуками и запахами. Тогда он до полусмерти напугал няньку, но совершенно не испугался сам. Его развеселила реакция женщины, а возможности нового тела привели в дикий восторг. Самые яркие воспоминания из раннего детства по большей части связаны с теми моментами, когда он находился во второй ипостаси.

Стефан никогда не поддавался животным инстинктам, они попросту отсутствовали. Не было жажды крови, даже не возникало желания найти добычу и устроить погоню. Существовала только неконтролируемая тяга к движению — бежать без остановки навстречу ночи, манившей в свои объятья невероятными красками и таинственными ароматами.

Единственное неудобство, которое Стефан испытывал из-за ликантропии — шум. После прочтения дневника отца он понял, что каждый раз во время приступов слышал голос Линдры, насылающей проклятье. Как ни странно, чары ведьма наложила не на Стефана, а на его отца. Ла Сови-младший должен был стать проклятьем семьи, тем, на ком прервется древний род. «Она пообещала, что у меня родится сын. Он будет красив, умен и здоров. Он будет прекрасен внешне и совершенен настолько же, насколько будет уродлив внутри. Бездушный и холодный зверь, от которого не сможет зачать ни одна женщина, если только не полюбит его», — эти строчки из дневника отца всплывали в памяти Стефана все чаще и чаще.

Он многократно пытался провести параллели между монстром, которого напророчила ведьма, и собой. Пытался, но ничего не выходило. Существовал Стефан и отдельно существовал зверь, чей разум спал все эти годы, в ожидании своего часа. С прискорбием, ла Сови вынужден был признать, что хищник имел все шансы на пробуждение. Время шло, бежало, летело неумолимо — Вильре не радовал новостями, Адель молчала, а сам Стефан ждал. Он неоднократно представлял, как исчезнет, и желал лишь одного, чтобы в тот момент, когда его не станет, рядом с волком не оказалось людей. Со своей стороны Стефан готов был приложить к этому все усилия.

Перед возвращением в обличим человека, ла Сови всякий раз чувствовал, как сердце замедляет бег. Чем старше он становился, тем медленнее оно начинало биться. В последнее время к этой неприятности добавилась и некоторая дезориентация: чем ближе подступал миг оборота, тем сильнее путались мысли. На краткие мгновения он порой забывал, что вообще собирался делать. Теперь Стефан просил господина Вильре помогать ему в этом деликатном вопросе. Как ни странно, в волчьем обличим ла Сови на удивление хорошо ощущал ход времени, поэтому без опаски опоздать назначал время и место встречи. Сегодня помощник по обыкновению прибыл, куда велено минута в минуту, а Стефан… Стефан увидел его, но не вышел. Сердце стучало слишком медленно — именно сегодня волк собирался проснуться и стать полноправным хозяином собственного тела.

Стефан бесшумно скрылся в кустах и побежал прочь. Вскоре он нашел Адель. Жена по привычке прогуливалась возле пруда, который ей явно приглянулся. Ла Сови проводил ее до выхода из парка и затаился за деревьями. Он наблюдал, как Адель вошла в дом. В тот же миг оглушительно загрохотал гром, небо полыхнуло желтым, и на землю потоком хлынул дождь.

Десять минут спустя к особняку прошествовал господин Вильре. Он непрестанно оборачивался и озирался по сторонам, нервно одергивая полы сюртука. Стараниями Стефана этот сдержанный и невозмутимый мужчина утратил большую часть своего самообладания и обзавелся еще одной навязчивой привычкой.

Ла Сови, как ему казалось, всего на миг закрыл глаза, а когда темнота рассеялась, понял, что добрался до дальнего конца парка. Такого прежде не случалось. Неприятный инцидент стал очередным доказательством решительного настроя волка.