Юная Кейт много наблюдала за людьми, ухаживавшими за ее братом. Именно тогда она решила, что хочет стать детским врачом. Затем, получив медицинское образование, она влюбилась в хирургию – область, в которой врач может внести весомый вклад в чужую жизнь. Операция на младенцах – это не только кройка и шитье в миниатюре. Их тела в принципе функционируют по-другому: они быстрее дышат, сердца бьются чаще, большая часть их веса – вода, поэтому с ними легко происходит обезвоживание, почки и печень пока не работают так, как в зрелом возрасте. Недоношенные дети еще слабее: они не способны контролировать температуру своего тела, дышать и глотать, их вены тонкие, как паутина. Как писала в своих мемуарах Small Кэтрин Мьюзмеч, американка, работающая детским хирургом: «Их органы похожи на желе, они расползаются, когда наши требовательные взрослые руки тянут их в стороны или сжимают» (2).
– Ошибке нет места, поэтому действовать нужно аккуратно и точно, – сказала мне Кейт Кросс, когда разговор зашел о хирургии новорожденных. – И в этом есть своя прелесть, потому что можно отточить свои навыки. Это прекрасная операция, правда, прекрасная.
– Что вы имеете в виду, когда говорите «прекрасная»? – спросила я, удивившись ее выбору слов.
– В моей работе есть место искусству, – ответила она. – Можно провести параллель между тем, что делаем мы, хирурги, и тем, что делают, например, музыканты.
Когда Кейт оперирует, она входит в состояние полной боеготовности, и ее сознание становится кристально чистым – так ощущает себя атлет перед забегом или выступающий перед выходом на сцену.
Я попросила ее показать мне руки. Было ли в них что-то волшебное? Я не заметила.
– Если я пью слишком много кофе, они трясутся, – она ослепила меня улыбкой. – Поэтому перед деликатными операциями я выпиваю совсем чуть-чуть.
Я спросила, помнит ли она операцию Джоэла. Она кивнула.
– Помню, потому что мы беспокоились о том, что он слишком мал, а еще у него были проблемы с сердцем. В тот день она казалась мне убийственно уверенной, но теперь призналась: – Конечно, понимаю, что всегда могу допустить ошибку. Я сомневаюсь. Но, думаю, сомневаться необходимо. Последнее, чего хотят люди, – встретить врача, который так уверен и расслаблен, что перестает фокусироваться на работе.
Детским хирургам приходится отключать свои естественные человеческие реакции и во время работы игнорировать тот факт, что они держат в руках жизнь крошечных мальчика или девочки, иначе их накрывает ужас.
– Мы помним, что перед нами маленькие дети, однако не можем эмоционально к ним привязываться, – сказала мне Кейт. Если бы она встретила меня в парке, по ее словам, мы бы общались в другом ключе, но в больнице она была профессионалом своего дела. – Нельзя думать о ребенке так же, как думает о нем мать, потому что он в первую очередь мой пациент.
В тот день, в 2011 году, когда моему сыну предстояло перенести операцию, я выступала в роли взволнованной матери, а мисс Кросс – в роли уверенного специалиста. Наше общение было недолгим. Как хирург она почти никогда не имела свободного времени, а мы с Филом уже привыкли часами ждать девятиминутного разговора с ней. Я видела, как ординаторы, ассистенты и медсестры немедленно бросались исполнять любую ее команду. Во мне бурлило восхищение, граничащее с влюбленностью. Для Джоэла время было не из легких, но я чувствовала, что с мисс Кросс он в надежных руках.
Нам зачитали список возможных (хотя и крайне маловероятных) рисков, включающих смерть. Мисс Кросс всегда использовала понятные даже ребенку термины, когда описывала сложившуюся ситуацию, но в тот день я увидела размашистые каракули, описывавшие, что именно они собираются делать с органами моего сына, и должна была дать на все это согласие. Я переодела Джоэла для операции в лягушачий костюм – пижаму, по форме напоминавшую спальный мешок, – и думала, насколько легко будет снять ее – внизу была застежка.
Для моего малыша наступил всего лишь очередной день. Его, ни о чем не подозревающего, катили в операционную. Подгоняемая адреналином, я просто шла за ним и поражалась самой себе. Нас провели в небольшую комнату, где делали анестезию, врач-анестезиолог оказался очень добрым. Джоэл лежал у меня на коленях. К нему поднесли маску со страшно неестественным запахом. Момент настал.