Шанс, в котором нет правил [черновик]

— Кен, — Игорь поднял глаза, и священник под его взглядом почувствовал себя неловко. — Ревнивый ты кабан, ты что, совсем ее не уважаешь, если считаешь… совершено страдательным лицом? Она нормальная взрослая женщина, у которой нормальные взрослые желания и с мозгами все в порядке. Она полностью отдает себе отчет в своих действиях. Воля немножко придавлена, ну так поэтому я целый месяц молчал, как зайчик… Ждал, пока она разрешит себе хотеть.

— Врешь. Ты ее охмурял. Круги нарезал. То пальтецо подашь, то ручку.

— И ты. И Антон. И кэп. И сам знаешь, зачем. Понимаешь, что знаки внимания ей были нужны.

— Вот ты и воспользовался, да?

— Я сделал ей предложение сразу же. Почти сразу же. Этот месяц — просто ждал ответа.

— Да встань ты с колен, не паясничай! — Костя потер лоб рукой.

— Я ее люблю. Отпусти мне грех, Костя — я поспешил; я так обрадовался, что она согласна, так испугался ее спугнуть — что поспешил. Вот это — и все. Ни в чем больше я не виноват. Ты должен мне отпустить. Обязан.

Костя положил руку ему на голову и проговорил разрешительную молитву. Каждое слово резало что-то натянувшееся внутри, по волоску, по волоконцу — и когда он закончил, это «что-то» не выдержало напряжения и лопнуло. Кен опять сел на стиральную машину, плечи обвисли.

— Покурим? — предложил Игорь.

— Андрюха нам впендюрит потом. За то, что обкуриваем помещение, где белье сушится.

— Потом — пусть впендюривает. А сейчас — покурим.

Кен принял у него сигарету. Внутри было гулко, как в этом доме до того, как внесли мебель. Посмотрим на это дело иначе, — сказал он себе. Как бы ни было больно — посмотрим иначе. Ты — целибатный священник, и через дверь от тебя живет молодая, красивая женщина. На нее так приятно смотреть, когда она в джинсах и в облегающей майке — там есть что облегать. А когда она берет вес в становой тяге, и голая спина в низком вырезе трико прогибается вперед, как лук… И она не замужем, а целибат считает странной прихотью…

Да, она права — собака на сене.

— Уезжать мне надо, Игореха, — сказал он.

— Может быть, — повел головой Игорь. — Не знаю. Но точно знаю, что не сейчас. Если сейчас, то все посыплется. И она посыплется. Ты же сам должен понимать.

— Ты человек, — выдавил Костя, — она человек. Кэп — человек. А я кто?

— Как сказал один мой знакомый данпил — чужие здесь не ходят. Наверху нас ждет омлет с начинкой. Я еще ни разу такого не пробовал и намерен начать прямо сейчас. А ты?

— А отвыкать как? Потом?

— А ты не отвыкай. Не надо.

* * *

…Явление начальства способно испортить завтрак кому угодно. Явление счастливого начальства — вдвойне. Если это начальство — В.А. Габриэлян, умные люди ищут бомбоубежище, потому что блаженное выражение лица обычно означает одно из двух: либо только что в зоне деятельности произошла интересная неприятность в особо крупных размерах, либо Габриэляна осенила очередная идея и он ее даже частично осуществил. Оба варианта были худшими.

— А что у нас на завтрак? То есть, на ужин, что в наших обстоятельствах одно и то же? — радостно спросило начальство — и, не дожидаясь ответа, шлепнуло на стол пакет с армянским лавашем и принялось из тоненькой лепешки, нарезанных Кеселем полупрозрачных колбас и нежной тепличной зелени вертеть нечто вроде мега-хэндролла.

У нас на завтрак все, что нужно для души, — Король заправил калабас и залил кипятком. — Ты скажи, что у тебя внутри. А то я сейчас как тот любопытный мальчик сам посмотрю.

— У меня внутри лаваш, — в актуальном времени это было уже наполовину правдой. — А ведь я готов — ну, не поклясться, это как-то высокопарно с моей стороны — но поспорить, что вы здесь обсуждали нашу знакомую шведскую семью.

— Обсуждали, — подтвердил Олег, — А что, у них еще что-то случилось?

Интересно, что нового можно узнать о «Тэнчу» на ежегодном слете клинических психиатров, где светило отечественного безумия г-н Медведев делал доклад по «казусу Фальковского», написанный в соавторстве со специалистом в несколько иной области, собственно, этот казус и обнаружившем.

— У них случился некий господин Толомаев — не знаю, слыхали ль вы о таком.

Олег не слыхал, но уже барабанил по сенорной панели.

— Сергей (Иван?) Толомаев? Журналист? «Родезиец?» — Олег показал пальцами кавычки.

Габриэлян глянул через плечо Бегемота. На терминале светилась авторская колонка Толомаева в «Ежедневном вестнике».

— Да, он. Он, представьте, подошел ко мне сегодня и сказал, что когда мы встречались в прошлый раз, я был существенно ниже ростом. Метр восемьдесят-восемьдесят два, не выше.

— А что ж ты так? Мало каши ел? — удивился Король.

— И кальция, видимо. А потом все сразу съел и вырос. — Габриэлян подозрительно посмотрел на чайник, долил воды. — Самое же интересное, что встречались мы с ним прошлым летом. А я этого совершенно не помню.

— Это уже не кальций это фосфор. Давай, давай, колись уже, раз начал, — Король хрустнул пальцами. — Или ты таки хочешь, чтобы мы поиграли с тобой в злого следователя и доброго следователя?

— Чур, я злой, — поднял палец Олег.