Шанс все изменить

– Извините, – переспросила она, хотя уточнения ей совсем не были нужны. – Что вы сказали?

– Это его ребенок, – ответила женщина. – И пора ему взять ответственность на себя.

К тому времени, как все они оказались в кабинете Леона, Роза двигалась как в тумане. Судя по виду Леона, он чувствовал себя не лучше. Мог только смотреть пустым взглядом на женщину, которая утверждала, что родила ему ребенка. А ребенку было всего четыре месяца… от этой мысли на Розу накатила истерика, с которой она едва справилась.

Конечно, она знала, что Леон спал с другими женщинами даже после того, как женился на ней, но никогда раньше ей не приходилось лицом к лицу сталкиваться с реальностью его неверности. И тем более настолько ощутимо.

Ребенок с прибытия визитеров не издавал ни звука. Девочка, прикрытая розовым одеяльцем, посапывала во сне в своей переноске. У нее были темные волосы, длинные ресницы, бросавшие тень на щечки. Очень хорошенькая. Дочка Леона. Леона и… Эйприл – так звали женщину.

Розу слегка мутило.

Адвокат говорил, излагая подробности соглашения, которое Леон, как оказывается, заключил с Эйприл. Сам Леон сидел со стоическим видом и почти ничего не говорил. У Розы было что сказать, но не сейчас. Они все еще пытались скрыть то, что Леон ничего не помнит, что было нелегко, когда перед ним сидела бывшая любовница, хотя он ее и не узнавал. И еще труднее – рядом с ребенком, о котором он, выходит, совершенно ничего не помнил.

Но все документы, разложенные перед ним, подтверждали, что Эйприл говорит правду. Признание отцовства, результаты теста ДНК, соглашение, в соответствии с которым Эйприл получала полную опеку над ребенком, а Леон предоставлял ей финансовую поддержку.

– Я знаю, мы договорились, что я буду о ней заботиться… – медленно сказала Эйприл. – Но я поняла, что больше не могу. И не хочу. Я думала, что это того стоит. Особенно учитывая, сколько ты мне платишь… Но я не могу. Я ждала, что проснутся какие-нибудь… материнские инстинкты. Что-то во мне изменится, заставит ее любить, заботиться искренне… Но я не изменилась. – Ее голос звучал печально и бессильно. – Я могла бы нанять на твои деньги роту нянь, но… этого недостаточно для ребенка. Я хочу, чтобы ее любили. И собираюсь передать на усыновление. Но решила, что сначала надо поговорить с тобой. Я готова отказаться от родительских прав в твою пользу.

– Конечно, она продолжит получать выплаты, – добавил ее адвокат.

– Конечно, – язвительно сказала Роза.

– Да, конечно, – более искренним тоном отозвался Леон.

– Тогда если все в порядке, то мы готовы отказаться от родительских прав Эйприл на Изабеллу в пользу мистера Каридеса.

Розе на мгновение захотелось встать и закричать. Сказать «нет». Отправить ребенка подальше, куда угодно, лишь бы она не оставалась в доме. Это было несправедливо. Они с Леоном начинали строить отношения заново, восстанавливать свой брак. Дети должны были родиться у Розы, а не у кого-то еще. ДНК Леона не должна была смешиваться с кровью другой женщины, чтобы породить такое… прекрасное существо. Они должны были зачать ребенка вместе.

Розе хотелось возмущаться и протестовать. Против этого всегда.

Однако когда она смотрела на спящую малютку, то чувствовала лишь печаль. Изабелла была не виновата, что мать не могла о ней позаботиться. Не виновата в безответственности своего отца. Не виновата, что у ее отца была жена, которой его неверность причинила столько боли.

Все взрослые в этой комнате принимали решения сами. Роза решила выйти замуж за Леона. Леон выбрал переспать с Эйприл. Эйприл согласилась на роман с Леоном, хотя и знала, что он женат. Только Изабелла ничего не решала.

И как бы сильно она ни сердилась, ее гнев был направлен не на ребенка.

– Конечно, я хочу ее забрать, – сказал Леон дрогнувшим голосом.

Он не спросил, чего хочет Роза. Но она вряд ли могла его винить. Это его ребенок. Его плоть и кровь. Разве она может просить его поступить иначе? И разве он мог позволить принимать такие решения кому-то еще? Не мог, Роза это понимала.

Но все равно сердилась на него.

Когда за Эйприл, ее адвокатом и провожающей их на выход Розой закрылась дверь, Леон остался смотреть на ребенка, спящего в переноске. Эмоции сгущались в его душе, как грозовые облака, давление росло. Кто он? Что за мужчина запирает жену в поместье в глуши, оставляет ее девственницей на два года, а сам живет так, словно ее не существует?

Какой мужчина становится отцом, но подписывает документы, из которых совершенно очевидно, что он делает это чисто формально?

Из бумаг он понял, что до сих пор даже не видел свою дочь. Даже не знал пол ребенка.

На него навалилась усталость, и темнота затянула все, как облака затягивают небо.

Что делать, если ты обнаружил, что ты чудовище? Потому что никак иначе Леон о себе думать не мог. Другого объяснения его поступкам в прошлом не было. Настоящие мужчины не отрекаются вот так от своих детей. Не платят за то, чтобы их плоть и кровь убрали из их жизни.