Читаем Шансон как необходимый компонент истории Франции полностью

На дворе – март 1968-го, Франция вот-вот насладится песней о вырвавшейся на волю радости и свободе. Прекрасный текст к песне Дютрона написал Жак Ланзманн, вдохновленный песней «Париж, пять утра» (Paris à cinq heures du matin, 1808) Марка-Антуана Дезожье. В ней тоже изображалась завораживающая атмосфера утреннего, туманного Парижа. Дезожье покинул Францию во время революции. Вернувшись, когда ярость бунтовщиков несколько поутихла, он обнаружил, что, хотя общественная жизнь переместилась на бульвары и площади, и активнее всего – толпа на площади Согласия, Пон-Нёф остался таким, каким мы видим его и сегодня, – веселым и гостеприимным.

Передо мной течет Сена. Проплывают туристические кораблики, знаменитые bateaux-mouches. Как в песне «Лодки на Сене» (Barques sur la Seine). И мне вспоминается начало танцевального номера «Лодки Нила» (Barques sur le Nil) из Alexandrie Alexandra Клода Франсуа. Лодки Нила, на которых приплыл в Париж Луксорский Обелиск – несколько раньше юного Клода Франсуа, прибывшего во Францию на корабле из Египта, где он родился. Два разных времени. Два корабля. Но оба раза – из Александрии.

Я закрываю глаза, и представляю себе Клода Франсуа спускающимся на веревке с неба прямо на Пон-Нёф, по которому прогуливаются Луи XIV с Мазарини. И хохочут во весь голос! Конь под бронзовым Анри IV встает на дыбы. Король пытается удержаться в седле, ему помогает Равальяк. Жак Дютрон выходит из лимузина и открывает дверцу для Франсуазы Арди. Хлодвиг и Карл Великий, вооруженные и в тяжелых кольчугах, спешат к ним. Франс Галль смотрит, раскрыв рот, на проклятого императора и осторожно кивает ему. Серж Генсбур, в превосходно сшитом костюме, держа на руках собачку, ведет на поводке Джейн Бёркин. Рено сопровождает Маргарет Тэтчер. Джо Дассен смотрит на Сену, мечтая об аудиенции на Елисейских полях, а Франсуа Вийон беспрерывно кидает в реку камешки.

На Пон-Нёф полно народу. Прохожие сбегаются к толпе, окружившей Клода Франсуа. Из невидимых динамиков во всю мочь звучит Alexandrie Alexandra. И в положенном месте все разом восклицают: ааахх. Звуки самого возбуждающего французского шансона заставляют толпу танцевать. Я вижу, как все они повторяют жесты Клода Франсуа, даже застенчивый Жак Брель не отстает: кулаки перед грудью, потом – вниз, затем выбрасываются вперед. Знаменитые «Клодетки»[25] весело скачут среди публики.

Руки готового включиться в общее веселье Луи XV, руки вечно недовольного ворчуна Жоржа Брассенса, руки, обтянутые сверкающим балетным трико. Даже я чувствую, как мои бедра приходят в движение. «Я выпью Нил досуха, если меня не оценят по достоинству», – звучит изо всех ртов, но при этом все указывают на Сену. Alexandrie Alexandra – гимн соблазну. «Сегодня я станцую меж твоих простыней». Жар нарастает. Рефрен течет приливной волной через Пон-Нёф: Les sirènes du port d’Alexandrie, chantent toujours la même mélodie, woowoo. И затем снова: ааахх. Попытайтесь спеть эти слова, написанные в 1978 году, не размахивая руками. Луи XVI проводит рукой по горлу и подмигивает Марии-Антуанетте, наблюдающей за тем, как Мишель Сарду машет белым платком.

Я открываю глаза и вижу безлюдный Пон-Нёф. Прохожие глядят на меня удивленно, но быстро уходят своей дорогой. У меня жутко болят ноги. Довольно! Воображение, кажется, завело меня слишком далеко. Слишком много всего случилось на этом месте, но сейчас пора пройтись. Правой-левой, я разворачиваюсь и направляюсь на север, к Монмартру. Пора вернуться к XX веку. Настоящее манит меня.

Основная программа

«Все хорошо, прекрасная маркиза.Все хорошо, все хорошо».Рэй Вентура, «Все хорошо, прекрасная маркиза»

В которой войны возвращаются, как рефрен истории, а шансон завоевывает мир

Война и мир I

Перейти на страницу:

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее