Шансов выжить нет

Поль говорил очень тихо, стараясь не перебивать Ивана Васильевича. Теперь особенно заметна была дикость ситуации – врач уже говорил, не обращаясь ни к кому, глядя просто в пространство и прогоняя по третьему уже кругу историю о расстрелянных на его глазах больных… Поль выразительно и красноречиво покрутил пальцами у виска, стараясь, чтобы Иван Васильевич не заметил этого жеста, и закончил фразу:

– …немного крэйзи…

Я тоже сдержанно кивнула в знак согласия. В этом можно было и не сомневаться. Психологический шок, приведший к формированию синдрома навязчивых состояний. Ничего особенно страшного, но необходим стационар и опытные врачи-психоаналитики… За каких-нибудь месяцев семь-восемь можно избавиться от симптомов окончательно. Правда, лечение нужно начинать срочно. Пока синдром не закрепился в травматический невроз. А с ним и за год справиться нелегко… Люди, случается, десятилетиями неврозы лечат. Кому как повезет. За год – это еще удачно.

– Хватит болтать! Да заткните же вы ему наконец глотку! – раздался вдруг резкий хриплый голос и сразу вслед за тем – такой же хриплый, сердитый кашель вперемежку со стонами.

Не сразу я догадалась, кто это говорил. И только по вздрагивающей в такт кашлю спине лежащего у стены человека поняла, что это говорит пришедший в себя, и скорее всего уже давно, Судаков.

«Ну наконец-то! – обрадовалась я. – Надеюсь, хоть один не сумасшедший есть в этом небольшом коллективе психов».

– Француз! – вновь подал голос Судаков. – Отведи, Христа ради, этого болтуна подальше от меня… Слышать его уже не могу. Он вчера эту историю раз сто пятьдесят рассказал… И все мне выслушивать приходилось, больше-то все равно некому. Я сам с ними с ума тут скоро сойду…

Поль счел за лучшее выполнить просьбу тяжелораненого. Он осторожно взял Ивана Васильевича под мышки и повел на кучу веток, на которой мы с ним спали ночью… Часовой поглядел на них совершенно безучастно. Он, видимо, не возражал против наших перемещений внутри этого помещения. Но только внутри.

– А ты, девка, подойди сюда поближе, – донесся до меня приглушенный голос Судакова. – И наклонись ко мне, не бойся. Просто я повернуться не сумею, сил у меня вряд ли хватит…

Я пересела ближе к его голове, убрала с нее овечье покрывало и, наклонившись к стене, заглянула ему в лицо…

Боже! Лица у него не было.

На той части головы, которая была повернута к стене, я увидела сплошное кровавое месиво. Кожа с лица была практически полностью содрана. Сломанный нос с повисшими на нем лохмотьями засохшей кожи прилип к щеке. На фоне сплошного темно-красного месива двумя белыми дырами выделялись два глаза, словно у негра… А ниже сломанного носа видно было отверстие рта. Нижняя челюсть была сдвинута на сторону и скорее всего раздроблена. Сквозь разорванную верхнюю губу проглядывала розовая челюсть, лишенная даже обломков зубов…

«Как этим можно говорить! – с ужасом подумала я. – А он еще и кричал…»

Глава тринадцатая

– Алексей Вениаминович! – сказала я тихо, стараясь, чтобы Полю за моей спиной ничего не было видно и он не мог догадаться, что я о чем-то разговариваю с Судаковым. – Вы сможете идти?

Только произнеся эту фразу, я поняла, как глупо она прозвучала. Какое там идти, когда он повернуться-то не мог…

– Заткнись, дура! – разозлился он. – Слушай меня. У меня есть одна вещь, которую нужно обязательно передать в Россию. Лучше всего – полковнику ФСБ Полякову. Ну или хотя бы генералу Васильеву здесь отдай, если до Москвы за сутки добраться не сумеешь…

«Кто такой этот полковник Поляков? – подумала я. – Впервые слышу эту фамилию… И почему – за сутки? Пока что я не знаю, выберусь ли отсюда за неделю, не то что за сутки».

– Это не камнями меня поуродовало… – продолжал Судаков. – Талибы отделали. Не знаю, как ты здесь появилась, но у меня нет сейчас другого выхода, как только тебе доверить… Вещь маленькая, спрятать легко… Но если у тебя ее найдут – живой ты отсюда не выберешься… За ней не только талибы охотятся… Французу зря не болтай, подозрительный он… Меня здесь бросишь, я свое уже отыграл… Я же хирург и в травмах хорошо разбираюсь… Я диагноз себе уже поставил… Тебе теперь главное – самой в Россию выбраться…

Он помолчал секунду, потом добавил еще тише, совсем еле слышно:

– Руку подставь мне ко рту…

С содроганием я протянула руку к его окровавленному лицу.

Он поворочал языком и вытолкнул из разорванных губ небольшую цилиндрическую капсулу, перепачканную кровью. Я сначала приняла ее просто за выбитый зуб. Но нащупав гладкую поверхность и плоские торцы, поняла, что это что-то другое…

– Спрячь… Спрячь… – прошептал Судаков и потерял сознание…

Я быстро вытерла его кровь с капсулы и своих пальцев, раскрутила фонарик, сняла отражатель, сунула капсулу в небольшое пространство под конической отражающей поверхностью, вновь собрала фонарик и едва успела сунуть его в карман комбинезона. В этот момент ко мне уже подходил Поль, оставивший бормочущего Ивана Васильевича одиноко сидящим на груде сухих веток.