Шантарам

— Мне он много чего рассказал... О том, что я не знала. Наверное, это его рассказы довели меня до точки. Он сказал, что она послала Раджана следить за тобой и навела на тебя копов после того, как он сообщил ей, что мы занимались с тобой любовью. Я всегда ненавидела ее, но это было той каплей, которая переполнила чашу терпения... Она не могла допустить, чтобы у нас с тобой все получилось, чтобы мне было хорошо. Гани был обязан мне кое-чем, я напомнила ему об этом, и он организовал беспорядки. Пожар был что надо. Я сама участвовала в поджоге.

Она замолчала, сжав зубы и глядя на свои ноги в песке. В глазах ее отражались дальние огоньки. Я представил себе, как должны были выглядеть эти глаза, когда в них горело пламя того пожара.

— О том, что случилось в Штатах, я тоже знаю, — сказал я, выдержав паузу.

Она быстро подняла голову и внимательно посмотрела на меня.

— Лиза, — сказала она. Я не ответил. Она тут же поняла, как это умеют женщины, все, чего никак не могла знать, и улыбнулась. — Это хорошо: Лиза и ты. Ты с Лизой. Это... замечательно.

На моем лице не выразилось ничего, и ее улыбка растаяла; она опять опустила взгляд на песок.

— Тебе приходилось убивать человека, Лин?

— Когда именно? — спросил я, гадая, что она имеет в виду: Афганистан или наше недавнее сражение с Чухой.

— Когда-нибудь?

— Нет.

— Я рада, — громко выдохнула она. — Хорошо бы...

Она опять замолчала. Издали до нас доносился шум праздника, радостный смех, перекрывавший рев духового оркестра. Рядом с нами музыка океана лилась потоком на податливый берег, а пальмы у нас над головой трепетали на освежающем ветру.

— Когда я пришла туда... в его дом, в его комнату, он стоял и улыбался мне. Он был... рад видеть меня. И на какую-то секунду я отказалась от задуманного, мне показалось, что все прошло. Но тут я увидела в его улыбке... нечто грязное. Он сказал: «Я знал, что тебе захочется прийти еще раз...» — что-то вроде этого. И он... стал проверять, закрыты ли двери и окна, чтобы нас не накрыли...

— Не надо, Карла...

— Когда он увидел пистолет, стало совсем плохо, потому что он начал... не молить о пощаде, нет, а просить прощения. И мне было ясно: он прекрасно понимал... что он сделал со мной, какое зло мне причинил. Это было нестерпимо. А потом он умер. Крови было не так уж много — я думала, будет гораздо больше. Может быть, добавилось потом. А больше я ничего не помню до тех пор, пока не очнулась в самолете рядом с Кадером.

Она успокоилась. Я подобрал свернутую спиралью раковину, заостренную на конце. Я сжимал ее в кулаке, пока наконечник не проткнул мне кожу, и тогда отбросил на песчаную рябь у воды. Подняв голову, я увидел, что она смотрит на меня, сосредоточенно нахмурившись.

— Что ты хочешь знать? — спросила она напрямую.

— Почему ты никогда не говорила мне о Кадербхае?

— Тебе нужна голая правда?

— Разумеется.

— Я не могла тебе доверять, — сказала она, не глядя на меня. — Нет, не так. Я не знала, могу ли я тебе доверять. Но теперь я, пожалуй, знаю, — я могла довериться тебе с самого начала.

— О’кей, — произнес я, не разжимая губ.

— Я пыталась сказать тебе. Я пыталась удержать тебя в Гоа — ты знаешь это.

— Все было бы иначе... — бросил я, но затем вздохнул точно так же, как она, и сказал спокойнее: — Все могло бы быть иначе, если бы ты сказала, что работаешь на него, что ты завербовала меня для него.

— Я тогда убежала... уехала в Гоа, потому что мне... стало тошно. Дело в том, что эта затея с Сапной... была моей. Ты знал это?

— Нет! О Господи, Карла...

Глаза ее сузились, когда она увидела жесткое и разочарованное выражение моего лица.

— Не убийства, разумеется, — добавила Карла. Ее, по-видимому, шокировало то, что я счел ее способной замышлять кровавые злодеяния. — Это Гани повернул все таким образом. Для того, чтобы переправлять контрабанду в Бомбей и из Бомбея, им нужна была помощь людей, которые не хотели ее предоставлять. Моя идея заключалась в том, чтобы придумать общего врага, Сапну, и заставить всех сообща бороться с ним. Сапна должен был лишь расклеивать листовки, писать граффити, взрывать поддельные бомбы и создать тем самым впечатление, что действует опасный популистский лидер. Но Гани считал, что этого недостаточно, что надо запугать публику, и для этого начал совершать все эти убийства...

— И тогда ты уехала в Гоа.

— Да. Знаешь, где я впервые услышала об убийствах, о том, как Гани исказил мою идею? В вашей Небесной деревне, куда ты водил меня на ланч. Твои друзья говорили об этом. Я была потрясена. Я пыталась остановить это, но все было бесполезно. И тут Кадер вдруг сказал мне, что ты в тюрьме и тебе придется оставаться там, пока он не добьется от мадам Жу того, что ему надо. И тогда же он велел мне... поработать с одним молодым пакистанским генералом. Мы уже встречались с ним по делам, и я ему нравилась. И я... работала с ним, пока это надо было Кадеру, в то время как ты был в тюрьме. А затем я просто... бросила все это. С меня было довольно.

— Но потом ты вернулась к нему.

— Я пыталась уговорить тебя остаться в Гоа со мной.

— Почему?