Шантарам

– Дурацкое имя, Сапна, – бросил Санджай. – Это ведь женское имя, блин. Все равно что я стал бы называть себя какой-нибудь долбаной Люси или еще похуже. Не знаю, кем надо быть, чтобы придумать себе женское имя, йаар.

– Наверное, для этого надо убить одиннадцать человек и остаться безнаказанным, – отозвался Салман. – Так вот, когда прошел слух, что Сапна – то есть Абдулла – убит, Джитудада надрался и стал болтать на всех углах, что на самом деле это он Сапна. Как-то он был с дружками в «Президенте» и начал орать, что он знает, кто организовал все эти убийства и заплатил за них.

– Гребаный ганду, – проворчал Санджай, употребив жаргонный эквивалент слова «задница». – Все эти свихнувшиеся ублюдки просто не могут не трепать языком, йаар.

– Хорошо еще, что в баре были в основном иностранцы, которые не понимали, о чем он толкует. Там был также один из наших парней, который сказал этому Джитудаде, чтобы он не распускал язык, а тот стал размахивать пистолетом и кричать, что ему плевать на Абделя Кадер-хана, потому что у него на Кадера свои виды и он разделает его точно так же, как Маджида. Парень сразу же сообщил об этом Кадеру, и тот сам приехал туда вместе с Назиром, Халедом, Фаридом, Ахмедом Задехом, Эндрю Феррейрой и еще кое с кем из наших и расправился с этим психом.

– Черт, как жаль, что я пропустил это, – сокрушался Санджай. – У меня давно уже руки чесались прикончить этого подонка, особенно после того, как он убил Маджида. Но меня услали тогда с заданием в Гоа, так что Кадер сделал работу без меня.

– Они встретили Джитудаду с его дружками на автостоянке около отеля. Те стали сопротивляться, поднялась стрельба. Двоих наших ранили в этой схватке. Один из них был Хусейн – ты знаешь его, он теперь устроился счетоводом на причале Балларда. Ему оторвало руку выстрелом из двуствольного обреза в упор. Если бы Ахмед Задех не схватил его и не утащил в больницу, из Хусейна вся кровь бы вытекла на этой автостоянке. Всех четверых – Джитудаду и троих его дружков – пустили в расход. Кадербхай самолично сделал четыре контрольных выстрела в голову. Но одного типа из их банды не было на стоянке, и он смылся. Мы его так и не нашли. Сбежал в Дели, и следы его затерялись.

– Мне нравился Ахмед Задех, – тихо произнес, как высшую похвалу, Санджай, вздохнув по погибшему товарищу.

– Да, он был хорошим парнем, – согласился я, вспомнив Ахмеда, у которого всегда был такой вид, будто он высматривает друга в толпе. Он умер, держа меня за руку.

Назир продолжил рассказ, изрыгая слова угрожающим тоном, – можно было подумать, что он проклинает нас всех.

– Когда пакистанские копы устроили облаву на Кадербхая, – перевел Санджай, – то было ясно, что их навел Абдул Гани.

Я молча кивнул. Это действительно не мог быть никто другой. Абдул был родом из Пакистана, там у него сохранились обширные связи, в том числе в высших эшелонах. Он сам не раз говорил мне об этом. Я удивлялся, почему это сразу не пришло мне в голову, когда копы совершили налет на наш отель в Карачи. Очевидно, Абдул мне слишком нравился, чтобы вызвать подозрения. А еще вероятнее было, что мне льстило его внимание. Он был моим непосредственным боссом и не жалел времени и сил, чтобы наладить дружеские отношения со мной. И к тому же в тот момент мои мысли были заняты другим. Когда я сидел в мечети рядом с Халедом и Кадербхаем и слушал Слепых певцов, во мне зрело желание отомстить. Прочитав записку Дидье в желтом дрожащем свете храмовых светильников, я принял решение убить мадам Жу. Я помнил, что сразу после этого встретил взгляд Кадербхая, полный любви. Вероятно, эти два чувства – любовь и ненависть – помешали мне увидеть очевидное, догадаться о предательстве Гани. Но если я не сообразил этого, то, может быть, я что-то еще пропустил?

– Абдул Гани рассчитывал, что вы не выберетесь живыми из Пакистана – Кадербхай, Назир, Халед и ты, – сказал Салман. – Он полагал, что это очень хороший шанс покончить одним ударом со всеми членами совета, которые не были заодно с ним. Однако у Кадербхая тоже были друзья в Пакистане, и они предупредили его, так что вам удалось выскочить из ловушки. Я думаю, уже тогда Абдул понял, что его песенка спета. Но он не предпринял никаких мер. Наверное, он надеялся, что Кадера и всех остальных убьют на войне…

Назир, который терпеть не мог английского, прервал Салмана. Мне показалось, что я понял его слова, и я перевел их, вопросительно посмотрев на Санджая:

– Кадер велел Назиру держать в секрете правду об Абдуле Гани и, если с ним самим что-нибудь случится на войне, вернуться в Бомбей и отомстить предателю. Так?

– Да, – кивнул Санджай, – ты понял правильно. А после Гани мы должны были покончить и с остальными членами его банды. И теперь все они на том свете, кроме одного, который пока в Дели.

– И это подводит нас к главному, о чем мы хотели поговорить с тобой, – улыбнулся Салман.