Шантаж

Поллукс пригласил всех заходить. Часы на камине в стиле Людовика XVI пробили девять. Он сказал: «Я сейчас» — и вышел через боковую маленькую дверь, связывавшую его кабинет с секретарем. Оттуда он позвонил Клер и попросил заехать в министерство до десяти часов. Она отказалась. Он стал настаивать, она запротестовала, он предложил выслать за ней машину, она ответила, что любит метро, он сказал, что это срочно и важно, но сам он сейчас не имеет возможности приехать к ней, что не задержит ее больше пяти минут. На улице ее будут ждать и тотчас проводят к нему.

Часы пробили без четверти десять, когда секретарь открыла дверь и подала ему условный знак. Поллукс выпроводил всех. К нему ввели Клер.

Он протянул ей бумажник.

— Узнаете?

Клер схватила его. Да, это был именно он.

— Его принесли. Посмотрите, что внутри.

Она развернула листок и рухнула в одно из кресел эпохи регентства, сделанных при Наполеоне III, которыми были уставлены все общественные помещения при Второй Империи (рассеянно отметив про себя, что бархат безобразен). Она перечитала записку.

— Вам понятно, что это означает? — спросил Поллукс.

— Это значит, что в бумажнике находилось письмо, что кто-то его прочел и расшифровал автора, — ответила она.

Но что означает фраза, эта глупая фраза, составленная из букв, вырезанных из газет? Он вырвал листок из ее руки и, так как она молчала, сказал уже совсем иным, отнюдь не добродушным, тоном:

— Клер, мне надоели эти загадки.

Клер встала, стянула пояс на пальто, засунула руки в карманы и ответила:

— Я опаздываю. Покажите это вашему приятелю Кастору, он поймет, в чем дело.

Она толкнула дверь и энергично прошла через кабинет секретаря, едва кивнув мадам Селль…

Неужто это та самая пресловутая Клер, от которой, как говорили, был без ума несколько лет назад президент? У мужчин решительно нет вкуса. Неприметная блондинка, даже не элегантная, в какой-то потешной непромокаемой шляпке и в красных чулках. Ноги, правда, красивые, но что за походка? Невольно напрашивался вопрос, чем она могла его прельстить?

Звонок министра прервал эти размышления. Войдя к нему в кабинет, она глянула в зеркало над камином — отражение ее вполне удовлетворило.

В зале для почетных гостей на аэродроме Руасси, где члены правительства и десятка два других лиц стоя ожидали самолет президента, Поллукс появился последним.

Эта церемония действовала ему на нервы даже тогда, когда у него не было оснований нервничать. Тот факт, что весьма занятые мужчины и женщины должны были всякий раз терять столько времени, когда президент ездил куда-то (а он беспрестанно разъезжал по свету), отдавало каким-то средневековьем. Король и его вассалы. Но таковы были правила действующего протокола: чем большее значение придавал президент своему визиту, тем больше членов кабинета сопровождало его и встречало на аэродроме.

Военный оркестр, красный ковер, впечатления о поездке с улыбкой на губах толпящимся вокруг министрам, заявление перед камерами телевидения. Президент уже шел к машине, когда Поллуксу удалось шепнуть, что им срочно надо переговорить.

— Садитесь-ка в мою машину, — сказал президент.

Эрбер обрушился на Пьера с упреками. Какая неосторожность — самому отвозить бумажник! На что он рассчитывал? Надо было отправить по почте. Да еще и не предупредив!

Пьеру хотелось увидеть женщину, которой было отправлено письмо. И он был явно разочарован. Она представлялась ему совсем иной.

— Это наверняка было подставное лицо, — сказал Эрбер. — Вы долго у нее пробыли? Ведь она может вас опознать. Мне все это не нравится.

Он с трудом влез на шестой этаж, чтобы повидать Пьера, и теперь из-за отсутствия стула сидел на краю кушетки, которая перекосилась от его тяжести.

— У нее поломана ножка, — сказал Пьер. — Она подгибается. Обождите, я исправлю.

Эрбер поднялся, заполнив своей грузной тушей все помещение, и сочувственно наблюдал за усилиями Пьера. Ножка не желала становиться на место.

— Я вижу два выхода, — сказал он. — Уберите три остальные или найдите себе более приличную комнату. Я займусь этим. Пока же…

Он вынул из портфеля две книги и подложил их под кушетку. Тем временем Пьер продолжал задумчиво сидеть на полу, пристально разглядывая то место, где нашел тот красный бумажник. Выпавший, конечно, из сумочки.

Пьер хорошо помнил улицу Гренель, где прятался в тот вечер, ожидая, когда женщина пройдет мимо, потом ее испуганные глаза, когда он…

— О чем вы задумались, мой мальчик? — спросил Эрбер.

Он взглянул на часы. 12.40… Президент уже в курсе дела: он знает, что кто-то заменил письмо листком с буквами и, стало быть, этот кто-то сохранил у себя сам документ.

— Пошли. Посидим в каком-нибудь более веселом месте, — предложил он. — Нет, не надевайте кожаную куртку, пусть лежит в портфеле, я сам ее уничтожу.

— Но у меня нет ничего другого! — воскликнул Пьер.

— Тогда пойдем и купим. Если особу, которую вы видели, спросят, как вы выглядите, будет очень глупо попасться по описанию вашей одежды.