Шантажистка

Один из двух неприятелей, еще оставшихся на ногах, пытается застать Клемента врасплох ударом сбоку, однако тот уклоняется и отвечает противнику яростным хуком в скулу. Последний из пятерки решает пустить в ход ноги, раз уж с кулаками дело определенно не задалось. Его левая нога летит в направлении клементовского паха, вот только достичь цели ей не суждено. Великан хватает оппонента за ступню и вскидывает ее вверх. Беспомощная жертва вынуждена прыгать на другой ноге, в то время как Клемент стоит да улыбается.

— Око за око, — провозглашает он и тут же пинает несчастного в пах.

Всех зрителей мужского пола снова передергивает.

В какой-то момент потасовки диск-жокей сбежал с поста, и теперь в зале стоит полная тишина, прерываемая лишь ахами и потрясенным перешептыванием, не говоря уж о стонах пятерых пострадавших.

Клемент отбрасывает ножку стула и помогает мне подняться.

— Думаю, Билл, вечеринка окончена.

Грубое насилие, свидетелем коему я только что явился, совершенно не вяжется с его небрежной манерой. Окидываю взглядом место происшествия. Пятеро корчащихся врагов разбросаны по полу, словно павшие солдаты на поле брани. Лишь их причитания и стоны оглашают затихший бар.

— Пожалуй, ты прав.

Мы переступаем через одного из поверженных, и толпа раздается, словно Чермное море перед Моисеем. Никто даже пикнуть не смеет.

Вне стен отныне овеянного боевой славой трактира нас приветствуют два завывания: ветра и приближающейся сирены.

— Полиция, — предполагает Клемент.

— Может, скорая помощь. Ты там малость перестарался.

— Не знаю, как тебя, но меня совершенно не тянет выяснять ответ на этот вопрос. Думаю, нам лучше двинуть к берегу и оттуда уже выбираться.

Я кивком выражаю согласие. Почти в полной тьме мы спускаемся по травянистому склону к пляжу. На дорожке внизу — очень надеюсь, что она ведет в сторону гостиницы, — свежий воздух и нагрузка на размякшие ноги усиливают мое опьянение, и я успешно переключаюсь в режим «автопилота». Бьющиеся о берег волны слева от нас и заливаемый желтым светом фонарей тротуар переносят меня в некий сюрреалистический мир в миллионе километров от трезвого состояния.

Пару раз спотыкаюсь, вновь нахожу равновесие, однако затем спотыкаюсь снова. На этот раз устоять на ногах мне не удается, и я растягиваюсь на дорожке.

Клемент протягивает мне руку и констатирует:

— Да ты, приятель, как я вижу, в хламину.

Я в состоянии открывать и закрывать рот, но вот изречь что-то внятное уже не получается. С его помощью принимаю некоторое подобие вертикального положения и мужественно делаю несколько шагов. Для этого, впрочем, приходится опираться на плечо товарища. Продвигаемся мы медленно, однако мне хотя бы удается удерживаться на ногах.

Метров через сто я снова пытаюсь выдать членораздельную фразу:

— Хоррр… оший ты человек, Клемент!

— Ага.

— И ты классный… драчун… боец, т-есть.

— Как скажешь, Билл.

— А как ты им всыпал… этим козлам и ублюдкам!

— Да уж.

— А ты… ик! Когда-нидь… проигрывал… бой?

— Один раз.

— Нет! Не верю… Кто-то тебя… побил?

— Типа того. Треснули сзади крикетной битой.

— Гнусный трус! Надеюсь… ик! Ты им потом навалял!

— Не-а.

— Нет? Пчему?

— Потому что я умер.

— Это… Ужжжасно. Мне так жаль. Мои соболез… Мои искрен… Я…

«Сейчас вырублюсь?»

Так и происходит.

21

Ночью меня трижды будили ветры: один раз бушующие за окном и два раза исходящие с соседней кровати.

Сейчас время близится к восьми часам, а я только и в состоянии, что лежать да таращиться в потолок. Больно даже моргать. Словно бы недостаточно мне всех этих мучений, в номере воняет так, что даже козла вырвало бы.

Клемент кряхтит, переворачивается и снова испускает газы.

Господи, ну за что мне это?

Еще полчаса я дремлю, однако страх перед удушьем от зловония препятствует погружению в полноценный сон. Варианты один другого хуже: превозмочь боль и выбраться из кровати, или же продолжать лежать и страдать от тошнотворного метеоризма Клемента.

Предпринимаю попытку сесть. Малейшее движение вызывает смещение мозга, и он крайне болезненно бьется о черепную коробку. Во всяком случае, именно так ощущается. Затем расшатанный орган услужливо предоставляет подборку отрывистых и смутных воспоминаний о событиях прошлого вечера. Мало-помалу разрозненные флешбэки сливаются в один ужасающий ролик, обрывающийся на моменте нашей эвакуации из трактира. Путь в гостиницу в моей памяти совершенно не запечатлелся, так что я понятия не имею, как сюда добрался.

Утешение слабое, но, подозреваю, те шестеро несчастных сегодня утром чувствуют себя гораздо хуже моего.

Добираюсь до уборной и преклоняю колени перед унитазом. Несколько минут содрогаюсь от рвотных позывов, однако белизна сантехники остается неоскверненной. С усилием поднимаюсь и опираюсь о раковину. Зрелище в зеркале лишь усугубляет мои страдания. Внезапно в отражающемся дверном проеме возникает несколько помятая физиономия.

— Доброе утро, Билл. Как спалось?