Шапка Мономаха

Ермолов чувствовал себя в то роковое утро будто Сизиф, наконец-то вопреки воле покаравшего его Зевса вкативший свой чудовищный камень на вершину горы и вкушающий заслуженный отдых и в эти минуты не желающий иметь никаких более тревог. Вчера окончились переговоры, которые не то что провести благополучно, а и просто добиться факта их осуществления было делом из области фантастической. И все же компромисс нашли, и с Ермолова, и с Тропинина семь потов сошло, а с нового премьера Филофеева, человека тучного, – все десять, как обольщал посланцев Объединенного Халифата выгодными цифрами. Но представители полномочные то ли считать умели плохо, то ли надеялись позже взять свое задарма, премьера слушали вполуха. А Тропинин, бедняга, разве что арий оперных им не пел, а так даже Коран шпарил наизусть, словно в муллы готовился наниматься. Послы перед тем мялись в нерешительности черт его знает сколько времени. И ни туда ни сюда. А только пока они этак болтались в своей проруби, Ермолов состряпал интригу. Виртуозную, многоходовую, дорогую баснословно. Это было, конечно, откровенное подстрекательство, противу всех международных правил и норм, какие только существуют на свете, зато добился, чего хотел, пусть и в первом приближении. Как следствие его затеи правитель ханства Ичкерийского – кстати, законно совершенно избранный, – за богатый куш для своей подопечной территории совершил, говоря языком блатным, наезд на мирного соседа небольшую торговую республику в составе Федерации Российской. И гордо поднял голову. В республике взвыли и побежали в сторону Кремля с требованием покарать обидчиков. На что и был дан им ответ, что дело, мол, сперва надо перенаправить в ООН. А тем временем хитро приманенные в сети якобы эмиссарами от хана Ичкерийского послы из Халифата позволили себе неосторожные похвалы и обещания: дескать, не бойся, мы с тобой! А уж это факт был вопиющий и хитрым ханом международной огласке тут же преданный. Однако на просторах страны, в коей ты же и полномочный посол, позволять себе такие заявления, хоть бы и неофициально, весьма чревато дипломатическими последствиями. Это даже для демократической западной помойки со всей ее прогрессивной общественностью выходило чересчур. И не сообразовывалось с правами их, умученных разнообразными свободами, человеков. Халифатское посольство, севши задом в говны вонючие, засмущалось и стало ковырять всеми пальцами в носах. Тут-то Ермолов их и окрутил, словно птица Сирин некогда странников сладкоголосым пением. Что обиды не имеет никакой, и что понимает несдержанный восточный темперамент, и что только горько ему осознавать факт отвергнутой дружбы. А тут и Тропинин подсунул под руки послам сахарный, с глазурью, документ. И нефтепровод чуть ли не за свой счет, и уран лично со всем министерством берется обогащать почти задаром, и даже, ежели пожелают, устроят им показательные гонки на подводных лодках по Индийскому океану, а победитель – крейсер атомный – можно купить по подарочной цене.

Послы, несколько все же опозоренные, клюнули и заглотнули червячка. А тут им и банкет, и по паре орденов за дружбу народов на грудь, вплоть до мелких референтских сошек, и дары от щедрого государства Российского для облегчения обратного пути. В общем, вчера как раз и поставили точку в этом дурном деле. Подписали договор о торговом сотрудничестве, а от него уж в будущем времени один только шаг и оставался Ермолову, чтобы договор торговый переделать в мирный.

Сегодняшним солнечным утром Тропинин вместе с премьером Филофеевым и проводили халифатское объединенное посольство по пунцовой ковровой скатерти-дорожке до самолета. Вместе с договорными документами, которые полагалось уже только формально ратифицировать в их собственном правительстве. Об том должен был прозвучать отчет в выпусках новостей, смотреть их по поручению выпало Витеньке Альгвасилову. А сам Ермолов дожидаться не стал, переоделся да и пошел поглядеть наперед, готов ли уже как следует лед.