Шарады любви

— На этот раз, сопляк, тебе придется за нее побороться! — прооран он, занеся над головой Даниэль два громадных кулака.

Девушка отреагировала с бешеной скоростью. Конечно, физически справиться с этим громилой, который по каким-то причинам хотел ее искалечить, она не могла. Другое дело, что в голове у этого состоявшего из одних мускулов животного, видимо, почти отсутствовали мозги. Это давало Даниэль большой шанс на благополучный исход предстоящей баталии.

Легким, почти балетным движением она отпрыгнула на шаг назад и изо всех сил ударила конюха носком сапога по колену. Вряд ли этот удар причинил великану сильную боль, но, как Даниэль и рассчитывала, конюх пришел в ярость и совсем перестал что-либо соображать. Тогда девушка выложила свой второй козырь: вновь ловко увернувшись от длинных рук здоровяка, она встала в позу тореадора и вылила на конюха такой фонтан отборной площадной брани, что собравшиеся поглазеть на драку зеваки из числа гостиничных слуг пораскрывали рты от изумления. Кстати сказать, все они надеялись, что Жак — так звали противника Даниэль — без труда преподаст заносчивому маленькому снобу пару хороших уроков. Конечно, Даниэль об этом ничего не знала. Ни об этом и ни о том, что впала в немилость у здешней дворни исключительно благодаря своему покровителю. Вчерашний отказ Линтона разрешить своему «слуге» столоваться вместе со всеми на кухне был воспринят челядью как высокомерие самого «наглого мальчишки», а не его хозяина.

Между тем Даниэль удалось переломить ход поединка в свою пользу. И последним ее выпадом стало неожиданное сравнение мужского достоинства ее обидчика с поросячьим. Услышав такое, Жак ринулся на девушку, как ослепленный яростью бык. Она же, следуя всем правилам испанской корриды, сделала легкий шаг в сторону, и конюх, пролетев мимо, врезался головой в бок стоявшей рядом лошади. Но закрепить свою победу уже вертевшимися на языке эпитетами по адресу мясистой задницы конюха, которой в тот момент был вынужден повернуться к девушке, Даниэль не успела: громовой хохот зрителей, наблюдавших драку, перекрыл голос графа Линтона:

— Данни, прекрати сейчас же!

Девушка оглянулась и увидела графа, стоявшего рядом с мгновенно умолкнувшей толпой. Причины его ярости Даниэль в первую минуту не поняла, ведь она не чувствовала себя виновницей разыгравшегося скандала. Когда девушка подошла к графу, тот наклонился и мягко, почти задушевно шепнул ей несколько слов. Глаза его при этом метали молнии:

— Черт побери, вы хоть когда-нибудь думаете, что делаете и чем все может для вас кончиться? Ведь стоит этому медведю схватить вас, сразу выяснится, что вы совсем не тот, за кого себя выдаете! Или вы надеетесь, что местные холопы пощадят переодетую слугой девчонку? Что им польстят те эпитеты, которые льются из вашего очаровательного ротика?

Кивнув в сторону уже заметно поредевшей и на глазах продолжавшей таять толпы, Линтон очень серьезно добавил:

— Вы не успеете опомниться, как они опрокинут вас на спину, стащат бриджи и силой раздвинут ноги!

Во время суровой отповеди графа Даниэль так внимательно рассматривала носки своих сапожек, как будто именно в них сейчас заключался весь смысл ее жизни. И наклонившаяся хрупкая шея девушки вдруг начала предательски краснеть…

— Прошу вас, в следующий раз, прежде чем впутываться в очередной скандал на конюшне или драку, вспомните о том, что я вам сказал, — назидательно закончил Линтон. Он вдруг почувствовал жгучее желание провести кончиками пальцев по позвонкам, выступавшим под тонкой кожей девичьей шейки.

Сдержавшись усилием воли, граф резко повернулся и быстро зашагал через двор. На пути его встретился Жак, который, столкнувшись с лошадью, свалился в канаву с водой и теперь стоял мокрый насквозь. Поравнявшись с конюхом, Линтон угостил виновника драки сокрушительным ударом левого кулака снизу в подбородок. Тот, захныкав, сполз обратно в канаву, а граф снял со стены злополучный берет и вернулся к своей подопечной, которая без всякого смущения отплясывала победный танец над своим поверженным врагом.

— Это же настоящий нокдаун! — восторженно воскликнула Даниэль, бросаясь навстречу Линтону. — Ваша левая рука, милорд, бьет наповал!

— Вы-то что в этом понимаете?

Граф со вздохом надел берет на очаровательную головку девушки. Действительно, его вопрос звучал глупо. Это «дитя», и Линтон это знал, слишком хорошо разбиралось в самых неожиданных для своего возраста вещах. Какого, с позволения сказать, дьявола Луиза воспитала свою дочь в столь чуждом всяких условностей духе? Но тут же Линтону пришло в голову, что, будь иначе, они, вероятно, не встретились бы.