Шардик

После ужина Анкрей, выпив напоследок за рыболовное мастерство, ушел сидеть у постели тугинды и плести новую лесу из ниток, надерганных из старого плаща, и пряди волос, отрезанной у Мелатисы. Кельдерек придвинулся поближе к девушке, чтобы не повышать голоса, и стал по порядку рассказывать о событиях, произошедших со дня, когда Зельда впервые заявил, что Эркетлиса никак не победить. Обо всех событиях, почти уничтоживших его и теперь вызывавших у него жгучий стыд: о старейшине, принявшем его за работорговца; об Уртских избоинах; о приступе помешательства, приключившемся с ним на бранном поле; о помиловании, дарованном Эллеротом, и о причинах помилования, о своем уходе из Кебина — обо всем этом Кельдерек рассказывал без малейшей утайки, неподвижно глядя в огонь и словно разговаривая сам с собой, но каждый миг ощущая сердечное сочувствие своей слушательницы, давно познавшей позор, раскаяние и стыд, которые теперь довелось познать и ему. Когда он рассказал о том, как тугинда объяснила смысл произошедшего у Уртских избоин и предрекла неминуемую смерть Шардика, Мелатиса ласково положила ладонь ему на запястье, а он накрыл ее своей ладонью и умолк, словно поднявшаяся в нем волна желания нарушила плавное течение повествования. После долгой паузы Мелатиса спросила:

— А владыка Шардик… где он сейчас?

— Никто не знает. Он переправился через Врако, но я думаю, владыка уже умер. Я сам много раз хотел умереть, но теперь…

— Почему же тогда вы пришли в Зерай?

— Действительно — почему? По той же причине, вероятно, что и любой другой преступник. Для йельдашейцев я — преступный работорговец. Меня прогнали за Врако, а у человека, оказавшегося здесь, одна дорога — в Зерай. Ну и потом, я встретил тугинду, вы же знаете. Однако есть еще одна причина, во всяком случае, мне так кажется. Я обесславил и извратил божественную волю Шардика, и теперь богу остается лишь послать ему смерть. Позор и смерть предстоит принять и мне тоже — а где мне ждать своей участи, как не в Зерае?

— Но вы же совсем недавно говорили о возможности спастись, перебравшись в Лэк!

— Да, и я сделаю все, чтобы выжить. Человек на земле лишь животное, а какое животное не попытается спасти свою жизнь, покуда остается шанс?

Мелатиса мягко отняла руку:

— Теперь послушайте мудрого совета, который даст вам трусливая душа, сожительница убийцы, оскверненная жрица Квизо. Пытаясь спасти свою жизнь, вы непременно ее потеряете. Вы либо безропотно примете свою судьбу и станете терпеливо, смиренно ждать исхода — либо будете метаться взад-вперед по здешним краям, как любой другой беглый преступник, не примиряясь с прошлым и постоянно прибегая к разным уловкам, чтобы еще немного потянуть время.

— Исхода?

— Тот или иной исход неизбежен. С момента встречи с тугиндой у могилы барона я многое поняла — много больше, чем могу выразить словами. Именно поэтому я осталась с вами, а не ушла с Фаррасом и Трильдом. Для бога существуют лишь «сейчас» и «здесь», включающие в себя все дни земного мира и все события человеческих жизней. Объяснить это нельзя — это можно только постичь.

Озадаченный и испуганный словами Мелатисы, Кельдерек все же несколько утешился мыслью, что она считает его достойным своей заботы, пускай даже и посоветовала — во всяком случае, насколько он понял — смиренно принять смерть. Чуть погодя, чтобы подольше посидеть с ней рядом, он снова заговорил:

— Если йельдашейцы придут, возможно, они помогут тугинде вернуться на остров. Вы вернетесь с ней?

— Я теперь… сами знаете кто. Я никогда впредь не ступлю на Квизо. Это было бы святотатством.

— И что вы собираетесь делать?

— Я же сказала: ждать исхода. Нужно верить в жизнь, Кельдерек. Ко мне вера в жизнь вернулась. Если бы только люди понимали, что задача опозоренных и виновных не в том, чтобы стараться искупить свои грехи, а в том, чтобы просто ждать, неустанно и смиренно ждать в надежде на искупление. Многие совершают ошибку, отказываясь от этой надежды, теряя веру в то, что они по-прежнему дети божьи.

Кельдерек потряс головой и уставился в сияющее, порозовевшее от вина лицо девушки с таким огорошенным видом, что она весело рассмеялась. Потом, подавшись вперед, чтоб помешать огонь, Мелатиса негромко полуговорила-полупропела припев ортельгийской колыбельной, давно им забытой:

Куда под ночь уходит день?
Куда к утру уходит ночь?
Головушку ты не ломай,
Головушку ты не морочь.

— Удивлены, что я знаю эту песню?

— Вы счастливы, — сказал Кельдерек, чувствуя зависть.

— И вы будете счастливы. — Мелатиса улыбнулась и взяла его руки в свои. — Да-да, пускай мы и умрем. Ну ладно, на сегодня довольно загадочных речей: пора спать. Но я скажу вам еще одну вещь, попроще, и это вы сможете понять и признать истиной. — Он выжидающе посмотрел на нее, и она выразительно проговорила: — Вкуснее рыбы я в Зерае не ела. Поймайте еще!

46. Кайнат