Шардик

Сомкнутые глаза, бледные восковые щеки. На камнях перед ним лежал не ребенок, а Мелатиса! Губы девушки были приоткрыты, но листик, поднесенный к ним старухой, не шелохнулся. Обливаясь слезами, Кельдерек поднял взгляд и увидел под рваным капюшоном лицо Ранзеи.

— Она не мертвая, Ранзея! — вскричал он. — Разбуди ее, разбуди сейчас же!

Ранзея не ответила, а когда ее костлявые пальцы вцепились ему в плечо и тряхнули, он с ужасом понял, что она тоже мертвая, и отпрянул, охваченный безысходным отчаянием и горем утраты.

— Эй, просыпайся! Просыпайся давай!

Лицо Горлана, склоненное над ним; настойчивый шепот и смрадное дыхание; нестерпимый зуд от укусов насекомых и острые камни, впивающиеся в спину. Первые проблески зари над Тельтеарной. Хныканье детей во сне и позвякивание цепей.

— Это я, я! Не шуми, идиот чертов! Я вытащил цепь у тебя из уха. Коли не рвешься в Терекенальт — пошевеливайся, бога ради!

Кельдерек встал с земли. На теле, казалось, не было живого места от укусов москитов, и перед глазами все плыло. Все еще в полусне, Кельдерек огляделся, ища труп Мелатисы, но тот исчез. Он шагнул вперед, оступился и упал на камни. Чей-то голос — не Ранзеи и не Горлана — произнес:

— Ты что это сделал, Горлан, а?

— Ничего, — ответил мальчик.

— Вытащил цепь у него из уха, да? Ты куда собрался?

— Он посерить хочет. Мне что, лежать в его дерьме прикажете?

Геншед промолчал, но вытащил нож из-за пояса и принялся легонько тыкать острием в подушечки пальцев. Потом приспустил штаны и помочился на Горлана — тот стоял неподвижно.

— Помнишь Кевенанта, а? — вкрадчиво спросил Геншед.

— Кевенанта? — В голосе Горлана зазвенели истерические нотки. — При чем тут Кевенант? Чего про него говорить-то?

— Помнишь, как он выглядел, когда мы с ним покончили?

Горлан не ответил, но, когда Геншед взял его за мочку уха большим и указательным пальцем, мальчика забила безудержная дрожь.

— Ты просто глупый сопляк, Горлан, — сказал Геншед, медленно выкручивая ухо и заставляя Горлана опуститься на колени на камни. — Просто глупый сопляк, так ведь?

— Да, — прошептал Горлан.

Острие ножа коснулось его закрытого века. Мальчик попытался отшатнуться, но работорговец не дал, выкрутив ухо еще сильнее.

— Ты хорошо видишь, Горлан?

— Да.

— Точно хорошо видишь?

— Да! Да!

— Смекаешь, к чему я клоню?

— Да!

— И от меня не уйти, правда, Горлан? Где ты, там и я, верно?

— Да!

— Делай свою работу исправно, Горлан. Можешь?

— Да! Да, могу!

— Забавно, а я было подумал, что не можешь. Как Кевенант.

— Нет, я могу! Могу! Я обращаюсь с ними хуже, чем Живорез. Они все меня боятся!

— Стой смирно, Горлан. Сейчас я окажу тебе услугу: вычищу ножом грязь у тебя из-под ногтей. Не хотелось бы поранить тебя ненароком.

Пот градом катился по лицу Горлана, стекал по верхней губе, по закушенной до крови нижней, по измазанному слюнями подбородку. Когда наконец Геншед отпустил его и зашагал прочь, засовывая нож в ножны, он повалился ничком в воду у берега, но тотчас вскочил на ноги. Ни слова не говоря, он умылся, снова продел цепь Кельдереку в ухо, прикрепил один ее конец к своему поясу и лег.

Спустя полчаса Геншед сам роздал последние остатки пищи: крошки и труху, вытряхнутые со дна котомки.

— Следующая кормежка в Линшо, понял? — сказал Горлан Раду. — Растолкуй это всем доходчиво. Либо мы сегодня доберемся до чертова Линшо, либо начнем поедать друг друга.

Кельдерек пальцами расчесывал волосы Шере и вылавливал вшей. Хотя он съел все, что дали, от слабости и голода у него мутилось в голове. Ему поминутно мерещилось, будто краем глаза он видит мертвое тело Мелатисы, и он резко поворачивался в ту сторону, всякий раз неловко дергая девочку за волосы, — наконец ей надоело, и она отошла прочь.

— Кто-то украл у нее разноцветные камешки после того, как нас подняли сегодня, — сказал Раду.

Кельдерек не ответил, внезапно осознав, что тратить силы на разговоры не имеет ни малейшего смысла. Любые разговоры требуют значительных и совершенно бесполезных усилий: подобрать слова, пошевелить губами, чтобы их произнести, выслушать ответ и сообразить, о чем речь. Напрягаться ради такой ерунды просто глупо. Встать, идти, нагибаться и распутывать цепь, стараться не привлекать внимания Живореза — вот для чего нужно беречь силы.