Шарль Моррас и «Action francaise» против Третьего Рейха

На президентских выборах в Германии 13 марта 1932 г. Гитлер занял второе место после действующего президента Гинденбурга, получив 30,1 % голосов (11,3 млн.) против 49,5 % (18,6 млн.) при явке 86,2 % от общего числа избирателей. Гинденбург не смог получить поддержку абсолютного большинства, поэтому второй тур был назначен на 10 апреля. «Избрание Гинденбурга было очевидным, поэтому всех интересовало лишь то, потеряет Гитлер голоса или приобретет новые» (HMG, 186). Гитлер получил почти 13,5 млн. (36,8 %), на 2 млн. больше, чем в первом туре, и всего на 6 млн. меньше, чем Гинденбург (53,1 %). Это была хоть и не победа, но несомненный успех – во всяком случае так его восприняли и сам Гитлер, и L’AF. Сатирический журнал «Charivari» изобразил Михеля (символ Германии), который собирается отрубить голову Версальскому договору и выбирает топор – то ли с головой Гинденбурга, то ли с головой Гитлера. «Альманах Action francaise» перепечатал карикатуру (AAF-1933, 87).

II.

С рассказа о втором туре президентских выборов начал репортажи из Германии Анри Массис, которого газета «Le Figaro» отправила туда с целью «выяснить настроения современной молодежи». Итогом стали шесть статей (HMG, 185–206), написанных на основе дневника; позже автор опубликовал фрагменты из него, в основном не использованные в газете (HML, 116–147).

Путешествие началось в Кёльне, где Массис встретился с Бенедиктом Шмиттманом, католиком, федералистом, союзником обер-бургомистра Конрада Аденауэра и врагом нацистов. С тревогой отметив рост их популярности на Рейне, собеседник заявил, что «за Гитлером стоят все агрессивные силы протестантизма (Доде называл нацистское движение «второй Реформацией» – В. М.), германизма и пруссачества», и рассказал о попытках создать федералистское движение для противостояния им. После прихода Гитлера к власти Шмиттман был арестован и погиб в концлагере (HML, 117–124). Моррас сотоварищи пристально следили за отношением германских католиков к нацистскому движению, отмечая нежелание иерархов открыто осуждать его, поскольку с таким осуждением не выступал Пий XI – «самый немецкий папа»[27], осудивший «Action francaise», – и «несомненную опасность», которую нацизм представляет для молодежи, предпочитающей «гитлеровские барабаны» церковным проповедям (AAF-1933, 162–166). Пагубное идейное и нравственное воздействие на немецкую молодежь стало одной из постоянных тем выступлений «Action francaise» против Третьего Рейха. «Нацизм хочет быть государственной религией, а эта религия отрицает будущую жизнь и возлагает все надежды и упования на жизнь нынешнюю. Он намерен воплотить “земную божественность человека”. Что будет с душой ребенка или молодого человека в столь ужасных условиях умственной и общественной жизни?» (AAF-1935, 151).

В столице Рейха, еще не провозглашенного Третьим, Массис первым делом направился за информацией к своему другу Андре Франсуа-Понсэ, недавно назначенному послом. Он подробно записал услышанное, но не мог публично ссылаться на посла, говорившего неприятные для страны аккредитации вещи. Перед Первой мировой войной Франсуа-Понсэ предпринял исследование настроений немецкой молодежи – аналогичное тому, что осуществили тогда же во Франции Массис и Альфред де Тард под общим псевдонимом «Агатон»[28]. Молодые люди в обеих странах были настроены одинаково, но эмоциональная окраска выводов у авторов, конечно, получилась разной. Теперь Франсуа-Понсэ усматривал главную опасность в том, что «поражение и ужасный опыт 1914–1918 гг. ничему не научили здешний народ», у которого – любимая тема Бенвиля и Массиса – «понятия договора, представления о праве и справедливости не совпадают с нашими: для них справедливо то, что позволяет им жить» (HML, 131–135).

Моррас, Доде, Бенвиль принципиально отвергали диалог с Германией, а «любые попытки сближения, интеллектуального и прочего» с ее стороны трактовали как «безмерный обман, скрывающий военную угрозу»[29]. В 1929 г. Рене Бенжамен заявил: «Я не могу разговаривать с немцем: мне нечего ему сказать. У нас просто нет общих тем для разговора. <…> Меня поражает, что немец моего возраста (т. е. поколения участников войны – В. М.) вообще осмеливается заговаривать со мной»[30]. «Разговаривать с немцами… это возможно только в воображении! – повторил он девять лет спустя устами рассказчика в романе «Хроника смутного времени», в одной из глав которого дана саркастическая зарисовка Третьего Рейха. – У нас нет ни идей, ни чувств, которыми мы могли бы обмениваться». «Уверен, – добавил он, – что каждая истинно французская душа чувствует то же, что и я»[31].

Массис допускал возможность диалога, но видел его неравноправным. Германия должна признать свою ответственность за войну, смириться с поражением и отказаться от мечты о реванше – право на который для Франции ранее десятилетиями отстаивали Баррес и Моррас. Их ученик игнорировал то, что Версальский «мир» для немцев столь же неприемлем, как для французов – Франкфуртский «мир», а оба победителя хотели видеть свой триумф вечным.