Он все время думал о Вири, но братья не упоминали никогда об этом селе, но упоминали совсем иные названия: Гасконь, Гиень, Перигор, Креси, Лангедок и многие другие. Речь шла о провинциях Франции, окруженных реками Гароной и Луарой, — это почти треть Франции, — где развернулось тогда мощное восстание «кроканов» — самое крупное из всех крестьянских восстаний, когда-либо имевших место во Франции. Братья осуждали крестьян, взявшихся за оружие, но обвиняли и солдат, которые безжалостно обирали крестьян вслед за хозяином. Как ни странно, но восьмилетний мальчик понял этот разговор взрослых. Семья Перро имела достаток, поэтому на их столе нередко лежал хлеб по-королевски: это когда в тесто добавляли молоко! За обедом, а нередко и за ужином у них было мясо разных видов, соусы, приправы, не говоря уже о разнообразии супов. Мальчиков (Николя и Шарля) часто баловали на последнюю перемену различным вареньем, глазурью, мускатными орехами, верденским драже, сахаром, пропитанным мускусом и амброй, шоколадом сухим и жидким.
Но Шарль знал, что такое бедность. Однажды в Вири его маленький деревенский друг пригласил его в свой дом попить воды. Перед огромным очагом сидела хозяйка, над кучей пылающего хвороста висел чугунный котел, в котором варилась похлебка с чесноком и репой. Однообразным движением сморщенных пальцев старуха вытягивала из кудели и сучила нить, то поднимая, то опуская быстро вращающееся веретено. Где-то пел сверчок, скреблась мышь, трещали сучья в очаге.
Маленький хозяин деревянным черпаком набрал воды и напоил Шарля, но старуха не отпустила их. Она вынула из котла дымящуюся репу, проколола острой деревянной палочкой, очистила ножом и дала Шарлю. Тот увидел, каким жадным взглядом его маленький друг смотрел на репу, и на улице отдал ему половину.
— И это ваш обед? — спросил тогда Шарль.
Малыш утвердительно кивнул, проглатывая очередной кусок.
И оба тут же забыли про свой разговор и снова пустились в луг играть и бегать…
Теперь Шарль вспомнил и другие крестьянские дома, куда он нередко забегал с товарищами своих игр, и понял вдруг то, на что ни разу не обратил внимания: ни в одном из этих домов не было хлеба!
И он испугался: а что, если и в Вири крестьяне схватят вилы и колья и никогда больше не пустят его играть в цветущих лугах? И поклялся, что будет кормить своих друзей и хлебом, и сладостями.
1638–1639 годы
В самом начале третьего года обучения Шарля в коллеже случилось событие, в корне изменившее всю его жизнь. На пятый день занятия были прерваны: у короля родился долгожданный наследник — сын Луи Дьедонне, дофин Франции, будущий король Людовик XIV. В жизни Шарля Перро он сыграет очень большую роль.
Последние недели перед родами королева жила в замке Сен-Жермен, в павильоне Генриха IV. Окна ее комнаты выходили на реку Сену. К несчастью, мост Нельи был сорван, и потому сообщение между Сен-Жерменом и Парижем было затруднено. Через реку устроили паром, но он перевозил очень медленно и далеко не всех желающих, а вестей из Сен-Жермена ждали с нетерпением. Поэтому на левом берегу реки поставили часовых, которые, сменяясь каждые два часа, неотрывно смотрели на окна королевской спальни и постоянно передавали известия на противоположный берег.
Им приказано было показывать знаками, что именно происходит в замке и разрешилась ли королева: если она родит дочь, они должны были встать по стойке смирно, сложив крест-накрест руки; если же на свет появится дофин, — подняв шляпы, кричать от радости.
В воскресенье 5 сентября, около пяти часов утра, госпожа Филандр уведомила короля, который не спал всю ночь, что его присутствие необходимо. Людовик тотчас явился к королеве вместе с братом Гастоном, принцессой Конде, графиней Суассон и герцогиней Вандомской. Кроме того, в комнате роженицы находились госпожа Лансак, нянька будущего новорожденного, статс-дамы, госпожи де Сенесей и де Флотт, придворные дамы, две камер-юнгферы, имена которых не сохранились, будущая мамка и акушерка госпожа Перонн.
В прилежащей к павильону комнате, рядом с той, в которой находилась королева, был для этого случая устроен алтарь, перед которым епископы по совершении литургии должны были читать молитвы до тех пор, пока королева не разрешится от бремени.
С другой стороны, в большом кабинете королевы, также смежном с той комнатой, где она находилась, были собраны главнейшие придворные чины.
Людовик XIII с большим беспокойством прохаживался из одной комнаты в другую. Наконец утром, в одиннадцать с половиной часов, акушерка возвестила, что королева разрешилась:
— Радуйтесь, государь, теперь престол Франции не перейдет в женский род. Королеве Бог дал дофина.
Людовик взял младенца из рук акушерки и голенького показал в окно, крича: «Сын, господа, сын!»
Тотчас по установленным знакам раздались радостные восклицания, которые перешли за Сену и по живым телеграфам, расставленным по дороге, в один миг достигли Парижа.