Шарль Перро

…В те ранние годы, когда в человеке закладываются основные черты его характера, когда все его чувства обострены, когда он тонко и болезненно воспринимает каждое слово окружающих, особенно отца и матери, — в эти годы детства и начала юности Шарль, как мы уже говорили, ощущал казалось бы неуловимое чувство неприязни, которое испытывали к нему родители, словно это он был виновен в смерти Франсуа. Травма, полученная в раннем детстве, давала о себе знать в течение всей его жизни. Как замечает профессор Марк Сориано, Шарль вынес из своего детства необычайно стойкое стремление к реваншу, к достижению семейного, материального успеха. Поэтому, получив место при дворе, он приказал себе забыть все услады и утехи и полностью отдался работе.

* * *

С первых же дней их совместной работы Кольбер сделал его своим личным секретарем. Он поручал Перро самые разные дела, причем не всегда связанные между собой. Полностью преданный своему шефу и долгое время не имевший семьи, Шарль готов был браться за любое поручение и выполнять его со всей тщательностью.

3 февраля Кольбер приказал Шарлю явиться на заседание Совета по делам строительства и вести запись выступлений, а потом оформить их в единую докладную записку.

10 февраля Перро участвует в обсуждении нового регламента по сбору тальи (налога). Разобравшись в сути вопроса, он справедливо выделил ведущую роль интендантов в сборе тальи.

В тот же день, на другом заседании, он записывает мнения разных лиц и отдельно Кольбера по вопросам архитектуры, финансов, объединения и укрупнения откупов, подвода питьевой воды, организации музыки и праздников и других.

Он внимательно следит за работой королевской мануфактуры мебели, основанной Кольбером в прошлом году.

Но больше всего времени Перро отдает работе в созданном Кольбером «Бюро славы короля». Название говорит само за себя! Кольбер искренне был убежден в необходимости изображать короля не просто символом власти, но представителем Бога на Земле, предметом страха, уважения и восхищения.

Позднее «Бюро славы короля» стало называться Малой академией. Фактически ее возглавляет Шарль Перро.

15 февраля приказчик Кольбера принес Шарлю кошелек, в котором находилось его жалованье — 500 экю. Это было больше, чем получали члены Французской академии. Кольбер давал Шарлю аванс, и тот должен был его отработать.

Два раза в неделю, по вторникам и пятницам, у Кольбера собирался Совет по вопросам зданий и строений. Малая академия собиралась в другие дни. Ее работой все чаще интересовался лично король. Все больше значения Кольбер придает Академии надписей: надписи на медалях, памятниках, стелах живут дольше, чем книги и картины. Они должны вечно хранить память о Людовике XIV и его славных деяниях. Шарль участвует в работе и этой Академии — в частности, готовит медаль в честь обновления союза Франции и Швейцарии. Очень важным было решение использовать в надписях и девизах французский, а не латинский язык. Краткие энергичные лозунги, прославляющие короля и его политику, должны были быть понятны всем, а не только образованным слоям населения.

Однажды Кольбер вызвал Перро и поручил ему сочинить девиз для дофина (наследника престола). Ему исполнилось всего три года. В конкурсе, кроме Шарля, приняли участие многие члены Академии надписей. Но победил девиз, сочиненный Шарлем Перро, о чем он сам с гордостью вспоминал впоследствии в «Мемуарах».

Да, Шарль Перро очень быстро стал человеком двора. Этому способствовали не только его незаурядный ум и желание остаться в Лувре, но и умение приспособиться к любым обстоятельствам.

* * *

Шарлю пришлось осваивать новый для себя мир — мир придворных. Впрочем, писатель Жан де Лабрюйер в книге «Характеры» заметил, что манеры, принятые при дворе, так же легко перенять, как нормандский акцент в Руане или Фалезе — «взгляните на гоф-фурьеров, мундшенков и камер-лакеев. Эта наука дается так же легко и требует так мало ума, что человеку, обладающему большими способностями, не требуется никаких усилий, чтобы изучить ее и освоить. Он придает ей столь мало значения, что овладевает ею, сам того не замечая, и так же незаметно может ее забыть».

И еще одно замечание Жана де Лабрюйера, помогающее нам понять нашего героя:

«…И ложась в постель, и вставая с нее, придворный печется только о собственной выгоде: мысль о ней не оставляет человека ни утром, ни днем, ни ночью; он руководствуется ею, думая, разговаривая, храня молчание, действуя; повинуясь ей, он раскланивается с одним, не замечает другого, превозносит третьего и хулит четвертого. По этой мерке он отмеряет свое внимание, услужливость, почтительность, равнодушие или презрение. Как бы далеко он ни ушел по стезе умеренности и мудрости, главной пружиной его поступков все равно остается честолюбие, увлекающее его к той же цели, что и самых жадных, неистовых в желаниях и тщеславных царедворцев. Разве можно пребывать в покое там, где все волнуется, все движется? Разве можно не бежать там, где все бегут?..