Шарль Перро

В будущем он начнет решительную борьбу за новую французскую литературу со сторонниками классицизма — сторонниками застывших форм, заданных античной литературой. Но это в будущем. А пока что в Комитете литераторов он закладывает фундамент этой борьбы и внимательно следит за современными авторами — законодателями мод в сегодняшней французской литературе.

Корнель находится в зените своей славы. Он автор двадцати семи пьес, некоторые из которых — «Дон Санчо Арагонский», «Сид», «Медея», «Никомед», «Эдип» и другие — не сходят со сцены. Его преемник Жан Расин, к которому скоро перейдет скипетр короля трагедии, еще молод, но уже поражает изяществом слога. Жан Батист Мольер, десять лет назад стремительно ворвавшийся на сцену, ни на кого не похож: он создает новый жанр — современную французскую комедию. По своему таланту он не имеет предшественников и не будет иметь наследников. Лафонтен ухаживает за будущей королевой Франции госпожой Ментенон, которая пока еще далека от дворца. По временам он дарит ей свою новую басню — и таким образом начинается составление его собрания басен, остающихся образцом тонкого и благородного ума.

Бюсси-Рабютен написал «Любовную историю галлов» — одно из любопытнейших сочинений о любовных интригах той эпохи, за что был отправлен в Бастилию: в книге легко угадывались любовные приключения Людовика XIV. (Но Перро и другие члены Малой академии конечно же не были причастны к его аресту.) Франсуа де Ларошфуко только что издал свои «Мемуары» (1662) — они будут формировать мировоззрение нескольких поколений французов. Мари де Рабютен-Шанталь Севинье издает свои «Письма» — непревзойденный образец изощренности ума, изысканности языка и холодности чувств. Николя Буало-Депрео публикует свои первые «Сатиры» и начинает думать над созданием теории классицизма, горячим сторонником которого он останется всю жизнь.

В свете большинства этих имен имя Шарля Перро не различимо. У него еще все впереди.

* * *

Немало времени отнимал у Шарля Перро и такой специфический вид прикладного искусства, как гобелен. Он следит за развитием мануфактур и иногда лично делает рисунки для гобеленов.

Производство гобеленов имело давнюю традицию во Франции. Эти безворсовые ковры-картины украшали стены дворцов богачей и королевские покои. Название свое они получили по имени братьев Гобеленов, чья мастерская известна с 1440 года. Размещалась она в пригороде Парижа Сен-Мишель.

Кольбер решил превратить эту отрасль в важный источник доходов и разрешил вывозить гобелены за границу. Стали открываться новые мануфактуры. В 1662 году Кольбер купил мастерскую и учредил мануфактуру, которую назвал Королевской мануфактурой мебели: в ней первоначально наряду с коврами изготавливались мебель и другие изделия. Но затем здесь стали производить только гобелены. Возникли и другие ковровые мастерские. Затея Кольбера увенчалась полным успехом. Деньги потекли из-за границы рекой.

Гобелены XVII века, огромные по размеру, отличаются изысканным чувством цвета и пышным орнаментальным великолепием. Это одно из наиболее эффектных и изощренных созданий декоративного искусства Франции. Они ткались на ручных станках из цветной шерсти с добавлением шелка, а иногда золотых и серебряных нитей. Очень длительное по времени производство гобелена требовало высокого мастерства.

На коврах-картинах чаще всего запечатлевались подвиги и деяния короля. Даже сюжеты, почерпнутые из мифологии и античной истории, в аллегорической форме прославляли французскую монархию.

Шарль Перро писал в «Мемуарах»:

«…Кольбер попросил нас сделать зарисовки для гобеленов. Мы сделали их множество, среди которых был выбран гобелен, состоящий из четырех элементов, куда мы нашли возможность ввести много вещей, прославляющих короля. Поскольку эти гобелены можно видеть каждый день, а их эстампы с сопровождающими их комментариями составляют прекрасный том, я не буду больше говорить о них. Замечу только, что все девизы принадлежат мне. Делаю эту ремарку только для своих детей, никому другому я бы не стал об этом рассказывать. Кольберу было показано сорок восемь девизов для гобеленов: шестнадцать аббата де Бурсе, шестнадцать аббата Кассаня и шестнадцать моих. Все они были перемешаны для того, чтобы он мог выбрать, не зная, кто автор каждого. Он отобрал четырнадцать — они все принадлежали мне. Я был очень рад. Затем Кольбер попросил показать два моих оставшихся девиза, и когда я их показал, он сказал: „Эти два мне тоже очень понравились, надо их присоединить к остальным, чтобы все были вашими“.

…Затем мы готовили рисунки и проекты обивочной ткани на тему времен года. Из шестнадцати украшающих ее девизов девять принадлежат мне. Я действительно имел талант к придумыванию девизов, и думаю, что за пятнадцать-шестнадцать лет я один их сочинил столько, сколько все остальные вместе взятые. В моих бумагах их можно найти целый сборник».

* * *