Шарлотта Бронте делает выбор. Викторианская любовь

В столовой их представили воспитанницам, не выказавшим к новеньким никакого интереса: девочки с истинно фламандским аппетитом поглощали хлеб с фруктами и оживленно болтали о всяких пустяках. Сестры Бронте дивились их манерам, на английский вкус вульгарным и развязным, их громким голосам, хихиканью и щегольским шейным платкам, даже на самых маленьких. Учительниц, пытавшихся их утихомирить, пансионерки демонстративно игнорировали – попробовали бы они такое в Роу-Хед, не говоря уж о Кован-Бридж. Эмили едва откусила булку и молчала как воды в рот набрав, Шарлотта же повернула стул, на котором сидела, несколько в сторону (так она часто делала, когда волновалась, словно для того, чтобы не видеть лицо собеседника и не смущаться еще больше) и начала пылко говорить:

– Это только начало, дорогая. Мы будем работать день и ночь. У нас будет то, о чем мы мечтаем. Подумай: все города Европы будут принадлежать нам. Мы получим пропуск в общество самых умных людей…

Константин Эже, весь в черном, как обычно, с улыбкой входил в столовую. Он искренне любил своих учениц, особенно тех, кто проявлял интерес к литературе, и часто делился с ними бриошами или леденцами. Он сразу заметил двух новых девушек, которые держались обособленно, и вдруг понял, что уже несколько минут пристально смотрит на одну из них. Она вовсе не была красива, но глаза ее горели, щеки порозовели, прямые каштановые волосы сияли природным блеском, она вся была устремлена куда-то и явно пыталась своим красноречием увлечь в эти горние выси сестру. А что речь шла не о покупке украшения или поездке к морю, было очевидно. Интеллект и одухотворенность – вот что Константин Эже превыше всего ценил в женщинах. Если они, конечно, при этом не являются синими чулками. Впрочем, он давно уже смирился с тем, что ни его красавица жена, ни их ученицы не могли похвастаться подобными добродетелями. Шарлотта тоже посмотрела на невысокого импозантного мужчину, ведущего себя здесь по-свойски, как дома, и тут же отвела глаза. Из-за своей близорукости она его и не разглядела-то толком. Надо было как-то ободрить сестру: резкость и неприветливость Эмили, к которым привыкли дома, здесь могли сослужить им плохую службу. За окном крупными белыми хлопьями пошел снег – все воспитанницы, побросав недоеденный завтрак, бросились на него глазеть. Только две девушки не встали из-за стола, они сидели молча и не замечали, что месье Эже по-прежнему не спускает с них глаз.

Глава 5 Шарлотта и Наполеон

Неприятности начались с Наполеона. Сестры Бронте уже больше месяца жили в пансионе и безропотно подчинялись жесткому распорядку дня: занятия с девяти до двенадцати, завтрак, потом час на вышивание, опять занятия с двух до четырех, обед в столовой вместе с мадам и месье Эже, час личного времени и с шести – подготовка домашних заданий. В восемь легкий ужин – вода и “пистолеты”, знаменитые брюссельские булочки, затем молитва и отход ко сну. Свежий хлеб, кремы, соусы, фрукты – все это казалось им необыкновенно вкусным и резко отличалось от меню в пасторате, состоявшего в основном из овсянки, картошки и изредка вареного мяса. Их обучали французскому, немецкому, рисованию и литературе, а Эмили, превосходно игравшую на клавесине, еще и музыке. Они очень старались: Эмили день и ночь учила французские глаголы, а devoirs (домашние задания) Шарлотты были написаны таким красивым почерком, какого здесь отродясь не видели, и тончайшие затейливые линии отделяли в ее тетрадях поля для замечаний учителя. Увы, их интеллектуальное превосходство (в силу природного таланта, уже полученных знаний и возраста) всем было очевидно и не прибавляло любви товарок. Что и привело к скандалу на том злосчастном уроке.

Речь зашла об отношении англичан к Наполеону. Чувства к императору обострились в бельгийском обществе в связи с тем, что два года назад, в декабре 1840-го, его прах был торжественно перенесен с острова Святой Елены в Париж, в Дом инвалидов. Вся Франция со слезами на глазах отмечала это событие. Доклад о последних днях Наполеона делала Женевьева Монтолон, дальняя родственница графа Шарля Монтолона, которому выпала честь сопровождать императора на остров Святой Елены. Говорили, что жена графа Альбина там же родила от знаменитого пленника девочку, которую назвала Наполеона. И сразу покинула остров. То ли Женевьева воспользовалась рассказами близких, то ли внимательно изучила мемуары последнего конфидента императора маркиза Лас-Каза, которыми зачитывалась тогда вся Европа, но класс слушал ее как завороженный. Элегантная и спокойная, прежде она никогда не говорила так подробно, интересно и убедительно.