Шарлотта Бронте делает выбор. Викторианская любовь

Тяжелая поклажа – книги, книги! в семье был их культ – угрожающе подпрыгивала на брусчатке. Шарлотта захватила с собой и три томика романа Харриет Мартино “Дирбрук” – о несчастной и преступной любви героя-доктора к своей свояченице. Вот удивились бы прихожане, узнав, что всегда тихая и молчаливая мисс Бронте читает такие романы! И вместе со своей школьной подругой Мэри Тейлор жарко обсуждает проблемы женской эмансипации, которые для писательницы Мартино, глухой от рождения, были важной темой. Философ, социолог и публицист, она едва ли не первой в Англии стала говорить о том, что замужество – это вовсе не единственный путь для женщин. Что им стоит стремиться к материальной независимости и раскрытию своих способностей, и тогда воля отца, мужа или брата уже не будет определять их судьбу. Сестер Бронте и их подруг все это касалось напрямую. Шарлотта – в отличие от большинства своих сверстниц – никогда не увлекалась романами Джейн Остин с неизбежной свадьбой в финале. Ей не хватало там подлинности, свободы, воздуха. Хотя она, с ее аналитическим умом, прекрасно понимала, что перспективы у них всех более или менее одинаковые: замужество, или уход за детьми в доме замужней сестры или женатого брата, или гувернерство. Те, у кого были деньги, могли еще открыть школу, как Маргарет Вулер, ее старшая подруга. Но как раз преподавать Шарлотта и не любила больше всего на свете.

Сейчас она не хотела об этом думать, она жадно глядела в окно, как будто могла увидеть там что-нибудь, кроме черных домов, сточных канав вдоль дороги и бескрайних вересковых пустошей вокруг. Мыслями она была уже далеко, не в Китли – первой станции на пути, откуда они на поезде должны были отправиться в Лидс, а затем в Лондон, и даже не в Лондоне, где она еще никогда не была. Она ждала встречи с морем и новой – вдруг обетованной? – землей. Она не хотела ни о чем вспоминать, но все, что у нее к этому дню было – это как раз воспоминания, и теперь они не хотели отпускать ее.

* * *

…Стоунгэпп, север Йоркшира, семейство Сиджвик. Первый раз она гувернантка. Два маленьких мальчика, четырех и девяти лет. Один из них на прогулке стал кидаться в нее камнями – и попал в висок. Кровь, перевязка и недовольство матери. Конечно, она не стала жаловаться, а сказала, что упала и ушиблась. Ее немедленно засадили за шитье чепчиков и одежды для кукол. На целый день. В остальные дни, когда обходилось без происшествий, ее просто не замечали. Она писала оттуда сестре: “Гувернантка в частном доме не имеет собственной жизни, ее считают не самостоятельным человеческим существом, а только придатком к тем скучным обязанностям, которые она должна исполнять. Когда она учит детей, развлекает их или работает на семью, все нормально. Если она украдет кусочек времени для себя самой, она становится для окружающих отвратительной”. Шарлотта просит не показывать это письмо отцу и тете, потому что они думают, что она “всегда всем недовольна”. С мая по июль, всего три месяца, продолжалось пребывание у Сиджвиков, которое показалось ей вечностью. Через полтора года новая попытка – семейство Джона Уайта, Аппервуд-хаус близ Лидса. Восьмилетняя девочка и шестилетний мальчик. Опять бесконечное шитье: миссис Уайт нагружала ее им даже в полагающиеся гувернантке выходные. Убедившись, что хозяйка груба и не слишком образованна, в письме к подруге Шарлотта замечает: “Теперь я поверила, что миссис Уайт действительно дочь сборщика акцизов”. Те, кто посещал богатое поместье этой семьи, могли увидеть скромную молодую женщину, как правило сидящую где-то в углу, в самом незаметном месте. Она низко склонялась над иголкой с ниткой или держала почти у самых глаз книгу (Шарлотта была близорука). Эта маска серой мышки, холодной и апатичной особы, никогда не вступающей в разговор то ли от застенчивости, то ли от того, что ей нечего сказать, была полной противоположностью ее истинному характеру. Но знали об этом лишь сестры и две близкие подруги – Элен Насси и Мэри Тейлор. Мэри с братом как раз должны были присоединиться к ним в Лидсе – они тоже ехали в Бельгию, где Мэри вместе со своей сестрой Мартой училась в престижном пансионе Шато де Кекельберг. Мэри и была вдохновительницей этой поездки, она заставила сестер поменять планы – вместо французского Лилля отправиться в Брюссель.