Шарлотта Бронте делает выбор. Викторианская любовь

По отношению к внешним обстоятельствам такая свобода предполагала терпение и покорность. Отказ от побега, от воли, от Парижа, наконец, который снился ей по ночам, от возможности любви. В одном из неотправленных писем Константину были такие слова: “Нас всех куда-то тянет. Притяжение – основа мироздания: Землю притягивает Солнце, Человека – власть и наслаждения, новые земли и новые строки, а меня тянет к Вам. И я как те гуси, которые весной пролетают над Хауортом, – повинуясь инстинкту, они улетают из теплых краев на север, через моря и океаны, – так и я стремлюсь к Вам. Это преступно, неразрешенно и непрощаемо, но все это – то же, что для гусей: есть на море шторм или нет, погибнут они в бурю или спасутся – какая разница, ведь главное – лететь, чувствуя ветер и солнце на крыльях, ощущая, как кружится голова, когда посмотришь вниз, как стремительно там все исчезает и остается позади, лететь – и чем дальше, тем упоительнее и счастливее…” Она написала роман и отпустила свою любовь, будто та снялась с якоря и отправилась в самостоятельное плавание по океану жизни. И никто, в том числе и она сама, не знал, что вместе с этим она заканчивала свою жизнь. Так решили небеса: вслед за якорем оборвалась нить, удерживающая ее на земле. Все-таки Шарлотта Бронте была по-настоящему романтической героиней.

Эпилог

Май 1856

Элизабет Гаскелл стоит перед входом в длинное двухэтажное здание – это пансион мадам Эже в Брюсселе на рю Изабель. Сердце у нее колотится, и она даже не в состоянии осмотреться и увидеть длинный ряд светлых невысоких домов, образующих довольно широкую улицу. Это потом она напишет, что старинные живописные здания напомнили ей “странноприимные дома, которые и сейчас можно увидеть в маленьких английских городах”. Англичане смотрят на все вокруг глазами жителя метрополии и не могут отделаться от этой привычки. Сейчас она думает только о том, как пройдет встреча с месье Эже: он любезно согласился ее принять, в то время как мадам Эже ответила решительным отказом. Как это странно, думает Гаскелл, ведь не может же владелица пансиона не знать, что у нее училась и работала в свое время женщина, ставшая знаменитой писательницей. И как это нелюбезно с ее стороны – в Англии подобного не могло бы произойти.

Миссис Гаскелл приехала не просто так: она получила согласие пастора Бронте на написание книги о Шарлотте. Эту идею поддержала Элен Насси, что было очень важно: ведь у нее хранилось более пятисот писем от подруги. Категорически возражал только муж покойной, мистер Артур Николлс. В июле, спустя три месяца после смерти Шарлотты, Гаскелл посетила Хауорт и много сил потратила на то, чтобы убедить Артура согласиться. Когда он принес в гостиную небольшую связку писем жены, то оба – он и мистер Бронте – не могли сдержать слез. Николлс заявил, что хочет уничтожить все бумаги, оставшиеся от Шарлотты, и только пастору удалось уговорить его не делать этого. Гаскелл тогда впервые увидела мужа мисс Бронте – на свадьбе ее, как мы знаем, не было – и впечатление оказалось сложным. Однако свой долг она видела в том, чтобы создать в своей книге безупречный портрет Николлса и постараться убедить всех в его абсолютном семейном счастье, хотя и очень недолгом. Это были истинно викторианские недоговоренность и умолчание.

Константин Эже сам открыл ей дверь и пригласил пройти в сад – там уже начинали зацветать фруктовые деревья, и их нежно-розовые бутоны походили на кружево, окутывавшее серые каменные стены. Интересно, где же заветная l’allée defendue – запретная аллея, подумала она.

– А вот l’allée defendue больше нет, – он как будто прочел ее мысли. – Девочкам, ступившим на нее, кажется, грозило строгое наказание со стороны мадам, не так ли? Кусты подстригли и проредили, так что крышу из ветвей и листьев вы уже не увидите. И посадили там розы, они очень красивы, хотя еще и не зацвели.

– Вы читали “Городок”? Насколько я знаю, бельгийского издания не было.

– Нелегальную копию, мадам. Ее все здесь прочли, по-моему.

– И что вы скажете?

– Ничего. Давайте лучше я отвечу на те вопросы, которые вас интересуют.

Это тоже странно, подумала Гаскелл, мог бы похвалить роман хотя бы из вежливости. После подробного рассказа о пребывании Эмили и Шарлотты в пансионе, его методе преподавания и их успехах Константин вдруг замолчал и потом словно нехотя произнес:

– Пойдемте в дом, я кое-что вам покажу.