Шарлотта Джейн Остин

Шарлотта испытывала одновременно изумление и негодование, но все-таки негодование взяло верх. Она напустила на лицо непроницаемое выражение и хранила приличествующее случаю молчание. Терпение ее было отнюдь не безграничным, но, не желая слушать дальше, и сознавая, что леди Денхэм продолжает разглагольствовать в том же духе, она позволила своим мыслям оформиться в следующую медитацию: «Она очень зла. Я не ожидала такого. Мистер Паркер отзывался о ней слишком мягко. Очевидно, на его суждение нельзя полагаться. Его подвела его же доброта. Он слишком добросердечен, чтобы глубоко вникнуть в природу вещей. Я должна составить собственное мнение. И сама их связь сыграла с ним злую шутку. Он убедил ее пуститься в некую спекуляцию, и, поскольку здесь у них одна цель, он считает, что и в других вопросах она думает так же, как и он. Я не вижу в ней ничего достойного. Бедная мисс Бреретон! Леди Денхэм заставляет всех вокруг вести себя низко и недостойно. Этот бедняга сэр Эдвард и его сестра, не знаю, насколько им было отведено природой быть респектабельными, но своим подобострастием перед ней они тоже ведут себя недостойно. И я тоже веду себя недостойно, оказывая ей внимание, при этом делаю вид, что соглашаюсь с ней. Вот так оно и бывает, когда богатые люди оказываются на поверку жалкими и убогими».

Глава восьмая

Две женщины продолжали идти рядом, пока к ним не присоединились остальные, высыпавшие из библиотеки, вслед за ними выскочил молодой Уитби с пятью томами под мышкой, которые он поволок к экипажу сэра Эдварда. Сам же сэр Эдвард, приблизившись к Шарлотте, изрек:

— Можете догадаться, чем мы занимались. Моей сестре понадобился совет при выборе некоторых книг. У нас в избытке свободного времени, поэтому мы много читаем. Хотя сам я с разбором подхожу к выбору романов. Я с величайшим презрением отношусь к той макулатуре, которой забито большинство общественных библиотек. Вы никогда не услышите, чтобы я рекомендовал кому-то эти пустые и несерьезные разглагольствования, не дающие никакой целостной картины, или же пресное изложение обыденности, из которого нельзя извлечь никаких полезных выводов. Мы напрасно помещаем эти сочинения в литературный перегонный куб: полученный дистиллят окажется совершенно бесполезным для науки. Я уверен, что вы понимаете меня?

— Я в этом не совсем убеждена. Но если вы бы взяли на себя труд описать мне те романы, которые вы одобряете, осмелюсь заметить, я получила бы более полное представление.

— Охотно, мой дорогой интервьюер. В романах, которые я одобряю, описывается природа человека в возвышенных и духовных терминах; в них герои испытывают сильные чувства и переживания; показано зарождение сильного чувства — от первого неясного влечения до такого взрыва чувств, что энергия разума оказывается свергнутой с пьедестала; в этих романах мы видим, как сильная искра нежного очарования женщины настолько воспламеняет душу мужчины, что заставляет его — хотя и с риском некоторого отклонения от линии примитивных обязательств — стремиться заполучить ее, овладеть ею любой ценой, невзирая ни на что. Вот такие работы я прочитываю с восхищением, — продолжал объяснять Шарлотте сэр Эдвард. — Они предлагают нам замечательное изложение высоких концепций, широких взглядов, описания безграничного рвения, неукротимой решительности. И даже когда ход событий приводит к краху возвышенных начинаний главного героя, он заставляет нас испытывать к нему самые искренние чувства; сердца наши замирают. С психологической точки зрения, было бы неверно утверждать, что нас не захватывает его блестящая карьера, а привлекают пресные и в чем-то даже отвратительные добродетели его оппонента. Я бы сказал, наше восхищение героем носит бескорыстный характер. Вот такие романы расширяют примитивные возможности души, они не оскорбляют чувств и не искажают характера серьезного героя, с которым достойно познакомиться поближе.

— Если я правильно вас поняла, — заметила Шарлотта, — наши вкусы относительно романов совершенно различаются.

После этого они вынуждены были расстаться. Мисс Хейвуд слишком устала от его общества, чтобы оставаться со своим собеседником дальше.

Правда заключалась в том, что сэр Эдвард, который волей обстоятельств оказался прикован к одному месту, читал больше сентиментальных романов, чем в том признавался. В юности он увлекся пылкими, но отнюдь не безупречными произведениями Ричардсона; и чтение книг авторов, которые впоследствии пошли по стопам Ричардсона в описании мужчины, преследующего женщину вопреки всем приличиям, занимали большую часть времени, отводимого им на литературу, — они сформировали его характер.