Шарлотта Джейн Остин

— Нет, мой дорогой Том, ни за какие блага мира я не позволю тебе вмешиваться в то, что было и остается исключительно моим делом. Твоей лодыжке нужен отдых. По виду твоей ноги я могу заключить, что ты и так уже перетрудил ее. Нет, я прямо сейчас отправлюсь на поиски нужного дома. Наш ужин будет заказан не раньше шести часов, и к тому времени я надеюсь завершить свое дело. Сейчас только половина пятого. Что касается того, чтобы снова увидеться со мной сегодня, не могу сказать ничего определенного; остальные проведут вечер в гостинице и будут рады встретиться с тобой, я же, как только вернусь, расспрошу Артура о том, удалось ли ему подобрать для нас жилье. Так что, вероятно, сразу же после обеда я вновь отправлюсь по делам, связанным с поиском квартиры, потому что мы надеемся переехать из гостиницы и вселиться в свой дом завтра утром. У меня вызывает большое сомнение способность Артура снять для нас подходящее жилье, но, по крайней мере, мне показалось, что он обрадовался поручению.

— Я думаю, что ты слишком усердствуешь, — заявил мистер Паркер, — ты попросту свалишься с ног. Полагаю, после обеда тебе не следует никуда больше выходить.

— Да, в самом деле! — воскликнула его супруга. — Потому что обед для вас — это просто название, и он не принесет вам никакой пользы. Я знаю, каковы ваши аппетиты.

— Уверяю вас, в последнее время мой аппетит значительно улучшился. Я принимала горькое лекарство, которое сама составила, и оно сотворило настоящее чудо. Впрочем, могу сообщить вам, что Сюзанна не ест вообще, да и мне сейчас ничего не хочется: после путешествия я обычно ничего не могу взять в рот примерно неделю. А вот что касается Артура, то он слишком усердствует в еде. Нам частенько приходится умерять его аппетит.

— Но ты ничего не сказала мне о другом семействе, которое приезжает в Сандитон, — напомнил мистер Паркер, провожая Диану к двери. — Школа-интернат из Камберуэлла. Каковы наши шансы заполучить их?

— Ах! Очень высоки, очень высоки, можешь быть уверен. Я совсем позабыла о них, но три дня назад я получила письмо от своей подруги миссис Шарль Депюи, которая уверила меня в том, что камберуэлльцы непременно приедут. Они будут здесь очень скоро, в этом нет сомнения. Эта славная женщина (я не знаю ее имени), не такая состоятельная и независимая, как миссис Гриффитс, вполне может путешествовать и выбирать жилье самостоятельно. Я расскажу тебе, как вышла на них. Миссис Шарль Депюи живет практически дверь в дверь с одной леди, родственник которой недавно осел в Клэпхеме и работает в этой школе, давая некоторым девицам уроки красноречия и чистописания. Через одного из друзей Сидни я сделала этому человеку небольшой подарок, и он рекомендовал Сандитон. Так что без моего появления на сцене миссис Шарль Депюи устроила все сама.

Глава десятая

Не прошло и недели с той поры, как мисс Диана Паркер заявила, что в ее нынешнем состоянии морской воздух будет для нее смерти подобен, и вот теперь она оказалась в Сандитоне, намереваясь пробыть здесь какое-то время, и даже не вспоминала о том, что говорила или чувствовала ранее.

Шарлотта не могла не заподозрить изрядной доли фантазии и притворства в таком необычном состоянии здоровья. Столь странные заболевания и столь же необъяснимые выздоровления представлялись ей, скорее, игрой нетерпеливого ума, не знающего, чем себя занять.

Семейство Паркеров, вне всякого сомнения, отличалось богатым воображением и эмоциональной неуравновешенностью и, если избыток эмоций у старшего брата находил выход в его стремлении играть роль проектировщика (если не сказать прожектера), то сестрам, по-видимому, не оставалось ничего другого, как изобретать все новые странные жалобы. Очевидно, их живой от природы ум не находил себе достаточного применения, и лишь одна его часть искала возможность приносить пользу окружающим. Казалось, что они должны быть или очень заняты тем, чтобы служить другим людям, или же придумывать для себя смертельные заболевания.

В действительности некоторая природная хрупкость телосложения в сочетании с прискорбным увлечением медициной, в особенности знахарством, выработали у них раннюю склонность к различным заболеваниям, однако все их страдания в основном объяснялись фантазией, стремлением выделиться, а также любовью к чудесным излечениям. У них были щедрые сердца и множество других привлекательных черт, но немаловажную роль в их благотворительности играли неугомонный дух деятельности и чувство торжества, оттого что они делали больше, чем любой другой в их состоянии. Ну и, разумеется, во всем, что они делали и во всем, что им приходилось выносить, присутствовала немалая толика тщеславия.