Шарм

Он косится на меня, подняв одну бровь:

– Нет, не могу. Именно так я и понял, что мы больше не заперты в твоей голове. А что? У тебя есть на мой счет какие-то недобрые мысли?

Я выдыхаю:

– Да, я подумывала о том, чтобы продать тебя тому, кто даст мне возможность принять душ.

Он фыркает и снова устремляет взгляд вдаль, а я усилием воли пытаюсь стереть со щек румянец.

– Эй, ты видишь то, что вижу я? – внезапно спрашивает Хадсон, тем самым вырвав меня из когтей самого стремного душевного кризиса в моей жизни и вернув к действительности.

– Вероятно, нет, ведь твое зрение куда острее моего, – отвечаю я.

– В самом деле? – Он показывает на то, что находится сбоку от построек. – Ты видишь эти ряды на земле? Это очень похоже на…

– На посадки! – взволнованно перебиваю его я. – Это ферма!

– И к тому же действующая. То есть такая, где есть люди. И еда для тебя. И…

– И кресла, – хнычу я. – Там могут быть кресла. А может, даже и кровать. И душ. Прошу тебя, Господи, пусть там будет душ.

Мой живот урчит, как будто упоминание о ферме подсказало ему, что ему больше не нужно притворяться, будто его не существует.

– И еда для тебя, – твердо повторяет Хадсон.

– А как насчет тебя? – спрашиваю я, сообразив, как все изменилось с тех пор, как мы покинули его берлогу. Потому что если я такая голодная, хотя ела вчера, то каким голодным должен быть Хадсон, если учесть, что он ел больше года назад?

Я знаю, в его берлоге он говорил мне, что это не имеет значения, что голод не мучает его, но ведь теперь мы уже не там. И ему надо питаться.

От этой мысли я краснею. И мне становится не по себе, хотя я и не понимаю почему. Мы приближаемся к ферме. Наверняка там найдется что-нибудь, чем Хадсон смог бы подкрепиться – я хочу сказать, помимо меня.

Глава 41 Собирай урожай, пока не упадешь

– Грейс –

– Вы заблудились? – вдруг раздается голос, когда мы доходим до того места, где начинается поле.

Мы с Хадсоном оборачиваемся, пытаясь понять, кто с нами говорит, и видим девочку лет десяти или одиннадцати, стоящую в нескольких футах от нас. Похоже, она только что вышла из зарослей каких-то овощей, находящихся у нее за спиной, и держит в руке корзинку с не знакомыми мне ягодами.

Они, разумеется, фиолетовые.

Как и она сама.

У нее блестящая фиолетовая кожа. Фиолетовые радужки глаз. Фиолетовые остроконечные уши. Даже ее волосы, заплетенные в две очень длинные затейливые косы, имеют прелестный сиреневый цвет.

Единственная часть ее внешности, не окрашенная в какой-то из оттенков фиолетового, это ее персиковый комбинезон… и ее зубы. Когда она улыбается, я невольно ожидаю, что ее зубы тоже окажутся фиолетовыми, а не белыми. Возможно, тогда их острия – острые как клинки – не выглядели бы такими пугающими. Теперь же я лишь с трудом удерживаюсь от того, чтобы попятиться – ведь от такого укуса мне бы явно не поздоровилось.

Хадсон недоуменно смотрит на меня, я отвечаю ему взглядом, полным еще большего недоумения, хотя и не знаю, к чему относится его недоумение: к этой девочке или к моей реакции. Мое собственное определенно относится к ней, а точнее, к тому, как нам убраться от нее. Да, конечно, выглядит она довольно мило, но трудно не смотреть на нее с опаской после того, как она вышла из этих зарослей, словно какое-то сверхъестественное дитя кукурузы.

Но если я буду и дальше вот так стоять и пялиться, вспоминая все фильмы ужасов, которые старалась не смотреть, это точно не решит наших проблем. Молясь о том, чтобы она и вправду оказалась такой же милой, как ее блестящие глаза и широкая улыбка, я говорю:

– Да, мы заблудились. Может быть, ты могла бы нам помочь?

– Я так и подумала. Никто не забредает на нашу ферму, если только он не сбился с пути. И уж точно никто вроде вас. – Она протягивает мне свою корзинку: – Хочешь поесть?

В животе снова урчит, но у меня есть незыблемое правило – я не кладу в рот неизвестную еду. Это правило помогало мне на протяжении всех восемнадцати лет моей жизни, и я не собираюсь от него отступать. Но было бы невежливо спрашивать ее, что это такое, тем более когда нам нужна ее помощь, так что я просто улыбаюсь и говорю:

– Нет, спасибо.

Она пожимает плечами, будто говоря: «Ну и зря. Ты многое потеряла». Затем спрашивает:

– Как тебя зовут? Меня зовут Тиола.

– Привет, Тиола. Меня зовут Грейс, а это Хадсон. – Я показываю на него. – Мы шли весь день и…

– Кто вы? – перебивает меня она.

– Извини, что? – Мои брови взлетают вверх.

– Ну, сразу видно, вы не такие, как я, – отвечает она, вытянув вперед фиолетовую руку – видимо, на тот случай, если я еще не заметила, как она отличается от меня. – Так кто же вы?

– О, я обыкновенный человек, – говорю я, гадая, знает ли она вообще, что это значит. – А Хадсон… – Я запинаюсь, не зная, что стоит сказать, а о чем умолчать. Ведь мне совсем не хочется ее отпугнуть.

Но Хадсон только закатывает глаза и договаривает:

– Вампир. Я вампир. – И улыбается ей, демонстрируя свои клыки.

Но она даже не смотрит в его сторону. Вместо этого она придвигается ко мне, и ее глаза загораются еще ярче.