Потому что после ночи, полной обнимашек, я, разумеется, стал чертовски легковерен. И неудивительно, ведь я до сих пор помню, как хорошо мне было, когда она прижималась ко мне. Как приятно просыпаться в тепле, а не в одиночестве, рядом с той, которая пахнет и касается тебя так сладко, как это делает Грейс.
Если уж это не делает тебя самым легковерным ослом на планете, то я просто не знаю, что еще может произвести такой эффект.
Но хотя я и попался на ее удочку, это вовсе не значит, что ей обязательно это знать. А потому я смотрю ей прямо в глаза и беру ее на понт:
– Вообще-то я бы с удовольствием послушал, как ты рассказываешь о растениях семейства бобовых. Собственно говоря…
Я осекаюсь, поскольку воздух вдруг разрывает душераздирающий вой. От такого замирает сердце, по спине начинают бегать мурашки и хочется сжаться от страха.
– Это еще что за… – Грейс замолкает, наши взгляды встречаются, и мы понимаем, в чем тут дело.
– Дымка, – одновременно произносим мы оба.
Грейс мешкает, начав мыть вазу из-под фруктов, а я беру пару бутылок воды и направляюсь прямиком к крыльцу. Нельзя допустить, чтобы какое-то существо издавало такие горестные звуки, как эта бедняжка.
Как только я открываю дверь, Дымка с размаху врезается меня, так что мне приходится выбросить руку назад и упереться в стену, чтобы не потерять равновесие. Затем она начинает крутиться вокруг моих ног и между ними, будто кошка. Кошка, состоящая из двадцати килограммов крепких мышц и употребляющая допинг.
Слава богу, ее плач прекратился, но, когда я наклоняюсь, чтобы погладить ее, она вдруг издает истошный вопль.
– Извини! – Я тут же отдергиваю руку. – Ты не хочешь, чтобы я тебя гладил? Я не буду, если ты…
Она подпрыгивает, и ее голова врезается в мою ладонь.
– Я не понимаю, что это значит, – говорю я ей.
Дымка вопит опять и запрыгивает на мою протянутую руку.
– Она хочет, чтобы ты погладил ее, глупый, – говорит мне Грейс, выйдя на крыльцо.
– Я попытался это сделать, но она вдруг издала такой жалобный звук. – И все же я осторожно кладу руку на ее… макушку – или что это такое – и пытаюсь еще раз.
Теперь ее вопль звучит намного радостнее, чем в предыдущий раз.
– Вот видишь? – Грейс смеется. – Я же тебе говорила – она хочет именно этого. – Она протягивает руку, чтобы тоже погладить Дымку.
Но как только пальцы Грейс касаются тени, Дымка шипит, как змея, бьет ее по руке. Грейс тут же отпрыгивает назад, за пределы зоны ее досягаемости, но мы оба смотрим на эту милую маленькую тень с недоумением.
– Что это было? – спрашивает Грейс.
– Не знаю. – Я удивленно пожимаю плечами. А затем, повернувшись к Дымке, спрашиваю: – Ты хочешь, чтобы я опустил тебя на землю?
В ответ Дымка прижимается к моей груди и обвивается вокруг моей талии, как пояс – а вернее, как корсет, поскольку она начинает меня сжимать.
– Хорошо, – говорю я и немного неловко глажу ее. – Тебе не обязательно слезать.
Она испускает тихий вздох, как будто все в ее мирке сейчас хорошо.
– Почему бы тебе не попытаться погладить ее опять? – предлагаю я Грейс. – Возможно, в тот раз она просто чувствовала себя неуверенно, сидя на моей руке.
– Возможно, – с сомнением в голосе отвечает Грейс. Но, когда она пытается погладить умбру снова, маленькое создание сразу же бросается в атаку – шипит, дерется и вопит, как берсерк на поле битвы.
– Хорошо, ладно! – Грейс поднимает руки вверх в знак капитуляции. – Обещаю, я больше не буду тебя трогать.
В ответ Дымка мяукает и опять прижимается ко мне.
Мы с Грейс переглядываемся, закатив глаза, но я не могу удержаться от улыбки. За всю мою жизнь никто не отдавал мне предпочтение перед другими. Никто никогда не показывал, что я нравлюсь ему больше, чем кто-то другой. Это приятное чувство, и пока мы спускаемся по ступенькам крыльца, я ловлю себя на том, что глажу Дымку и говорю ей ласковые слова.
В ответ она оставляет мою талию и кладет один из своих уголков мне на плечо, как маленький ребенок кладет голову на плечо мамы или папы.
– По-моему, это существо влюбилось в тебя, – тихо бормочет Грейс.
– Не ревнуй, – подкалываю я ее с улыбкой. – Я уверен, что скоро ты тоже найдешь себе друга.
– Я так и знала, что это сделает тебя несносным. – Она поднимает глаза к небу. – Одна из теней выказывает тебе предпочтение, и ты сразу начинаешь считать себя неотразимым.
– Я всегда знал, что я неотразим, – говорю я. – Ты злишься просто потому, что Дымка лучше разбирается в людях, чем ты.
– Ага, так оно и есть. – Ее тон сочится сарказмом. – Как же ты догадался?
– Я проницателен и догадлив, – отвечаю я, почесывая одну из круглых выпуклостей на голове Дымки, немного похожих на уши. Должно быть, именно этого ей и хотелось, поскольку она издает тонкий заливистый гортанный звук. Будь она кошкой, я бы сказал, что она мурлычет, но поскольку она не кошка, я считаю, что больше всего этот звук напоминает йодль – тирольское горловое пение.
Быстро взглянув на Грейс, я вижу, что она вздрагивает от этого звука, но поскольку у меня шок уже прошел, я нахожу этот йодль до странности умиротворяющим. Приятно обнаружить, что я дружу правильно.