Шарм

– И что? – спрашиваю я, не понимая, к чему они клонят.

– Очень известная группа из пяти трубадуров, – уточняет Оребон.

– Вы намекаете, что мы можем сказать, что мы часть вашей группы, чтобы стражники пропустили нас в ворота по вашему приглашению? – спрашивает Грейс.

Кауамхи улыбается снова – улыбкой, которая, как мне кажется, не предвещает ничего хорошего и однозначно не внушает мне доверия к их предложению.

– Ну, разумеется.

– А чего вы в обмен на это хотите от нас? – Я складываю руки на груди и делаю вид, будто этот разговор вызывает у меня скуку.

– Ну, вы, разумеется, присоединитесь к нашей труппе, – отвечает она, затем, когда брови Грейс взлетают вверх, добавляет: – Только на прослушивании.

– Нет, – говорю я, а Грейс присовокупляет: – Неинтересно. – Просто на тот случай, если они еще не уверены в нашем отказе.

– Послушайте, – в голосе Луми слышатся умоляющие нотки, – в нашей группе есть еще два члена – но дело в том, что они не успеют добраться до Адари вовремя и не смогут попасть на прослушивание.

– А когда состоится этот фестиваль? – спрашиваю я, подумав о том, что, возможно, мы смогли бы пройти через ворота вместе с толпами гостей.

Но Оребон качает головой:

– Сам Фестиваль Звездопада состоится только через два месяца, но прослушивание будет проводиться на этой неделе. Этот фестиваль приурочен к трем дням темноты, которые случаются в Норомаре раз в квартал – и на него являются все. Того, что мы заработаем на этом фестивале, нам может хватить на целый год. Согласившись, вы бы очень помогли бедным путникам.

– Причем таким, которым надо кормить новорожденного ребенка, – добавляет Луми, качая бедрами для пущего эффекта.

Черт побери. Я засовываю руки в карманы и опять начинаю подумывать о том, как перемахнуть через двадцатифутовую стену так, чтобы меня никто не заметил. Но затем перевожу взгляд на Грейс – и у меня падает сердце.

Потому что Грейс смотрит на крошечные фиолетовые кудряшки на головке маленькой девочки, выражение ее лица смягчается, и я тяжело вздыхаю. Этот пиар-ход действует на нее, и еще как. Должно быть, эта девушка самое наивное – и самое нежное – существо на всей планете.

Я опять вздыхаю:

– И что же нам надо будет делать?

Глава 70 Слишком скрытые таланты

– Хадсон –

Глаза Кауамхи загораются, как будто она с самого начала знала, что мы скажем да. Похоже, эта женщина здорово привыкла к тому, что все всегда пляшут под ее дудку, и от этой мысли я немного придвигаюсь к Грейс, которая опять внимательно смотрит на меня – на этот раз облизывая губы.

– Ты же наверняка умеешь петь, да? – спрашивает ее Луми.

– Я пою в душе, – отвечает она и пожимает плечами.

– Любой может петь в душе. – Оребон закатывает глаза: – Вопрос в другом – хорошо ли ты поешь?

– Не знаю. – Грейс поворачивается ко мне, подняв брови: – Я хорошо пою?

Я вдруг с интересом начинаю разглядывать россыпь камешков на земле.

– Боже. – На лице Луми отражается досада: – Так плохо?

Я перехожу от пересчитывания камешков к поискам силуэтов животных в облаках.

Оребон вскидывает бровь:

– А как насчет фокусов?

Грейс качает головой.

– А как насчет художественного свиста? – с надеждой спрашивает Луми.

Но я знаю ответ на этот вопрос.

– Нет, из этого тоже ничего не выйдет.

– Может, ты умеешь жонглировать? – не унимается Оребон, я фыркаю, и Грейс сердито зыркает на меня.

– А танцевать? – осведомляется Кауамхи.

– Я могу попробовать… – Она делает несколько па, что, на мой взгляд, смотрится прелестно.

– Боже, – повторяет Луми. Девочка шевелится, и он достает из рюкзака пластиковую бутылочку какого-то сливочного фиолетового напитка. Он сует соску в рот малышки, и она начинает энергично сосать. Покончив с кормлением, он бросает на Оребона унылый взгляд. – Нам ни за что не дадут выступить на этом фестивале, – тихо бормочет он.

– Мы скажем, что она отличная певица – только у нее инфекционный фарингит. Это сработает. – Оребон машет рукой: – Они просто решат, что на фестивале мы выступим еще лучше.

Кауами кивает и поворачивается ко мне:

– А как насчет тебя?

– Что насчет меня?

Кауамхи выгибает бровь:

– Ты умеешь петь?

– Не хуже прочих, – отвечаю я. Мне совсем не нравится, куда она клонит.

– Он хорошо умеет петь, – подтверждает Грейс. Это удивляет меня, ведь я даже не подозревал, что она слушала меня. Когда мы находились в берлоге и я слушал мои альбомы, иногда подпевая, она вроде бы всегда слушала что-то свое в наушниках.

– Даже если я умею петь, я не знаю ни одной из ваших мелодий, – замечаю я. – Думаю, лучше просто сказать, что у меня тоже инфекционный фарингит.

Но тут ко мне поворачивается Грейс, и в ее глазах появляется проказливый блеск.

– О, Хадсон, по-моему, ты непременно должен спеть. Что-нибудь сексуальное и романтичное, тебе так не кажется?

Она издевается, и я, вероятно, заслуживаю этого после того, как принялся считать камешки, когда меня спросили, умеет ли петь она. Но я не люблю ставить себя в глупое положение в присутствии посторонних.