Стискиваю губы, я еще в силах промолчать и не сказать, как она метко и осознанно мыслит. Если бы Лера знала, как я хочу услышать «Я тебя люблю», как хочу позволить заполнить душу кем-то важным. Но это невозможно, пока не очищусь от прозорливой гадости. Ведьм на свете не бывает? Я тоже так думал. Думал, пока первая невеста не оказалась продажной, а когда я неосторожно проявил чувства, Вселенная наказала меня ее смертью. А вторая невеста – навсегда теперь напоминание о том, что я не смею распахивать душу, потому что это опасно для близких. Я не верю в совпадения, но знаю, что они есть. Дарья попала под машину, когда решила от меня уйти, и выжила, а после перестала кого-либо узнавать. Обе невесты не дотянули и до конца месяца помолвки.
Глава 17. Валерия
Генри больше ничего не говорит. Легко соскальзывает по руке ладонью, будто запоминает прикосновения, и, быстро спрятавшись в авто, хлопает дверью.
Я провожаю его взглядом, а под колени вонзаются невидимые спицы – так и хочется упасть прямо в снег, чтобы остыть и привести нервы в порядок. Стою на морозе и не чувствую холода, только жар, что растревожил мое тело витыми, путанными лианами страсти.
Понимаю, что этот мужчина не просто отпечатается в сердце: он замрет наскальной живописью под ребрами и навечно закроет меня от других чувств. Согласна ли я на это? Что же это за брак по расчету по любви? Но до него еще бы дожить. Перекладываю папку в другую руку. Три месяца. Вот какой срок нужен Генри, чтобы разобраться, сможет ли он на мне жениться. А есть ли это время у моего отца?
В глазах Севера горел голод, я такой уже видела, и не раз. Вася тоже первый месяц с ума сходил, признавался в любви, под юбку лез, а я… Как я тогда не сдалась, сама не знаю, просто остановило что-то.
Но Генри все равно реагировал на меня иначе: от одного его взгляда у меня волосы на теле приподнимались и дыхание учащалось. Даже его небольшая особенность закрываться меня не пугала. Он – просто другой, не такой, как все.
Прохожу мимо соседских домов и прячу румяное лицо за сетью волос, кусаю припухшие губы.
Дядя Володя все равно замечает меня и машет из высокого окна. Друг семьи, но после болезни отца стал к нам приходить очень редко. Раньше приносил такие прекрасные букеты из конфет, что его жена – тетя Зоя – мастерила, мне жалко было их есть. Но теперь мачеха никого на порог не пускает, все шипит, что папе нужен покой, а я знаю, как он страдает от недостатка внимания. А сейчас в больнице еще хуже.
Спешу по тропинке мимо каменных клумб. Я хочу только переодеться, взять деньги и телефон и уехать к папе. Молюсь, что у меня получится это сделать очень быстро.
Дом встречает тишиной. Я надеюсь, что все разъехались по своим делам и, стараясь не шуметь, снимаю берет и перчатки. Не успеваю даже сложить вещи на полку и расстегнуть куртку, как в спину прилетает мерзкий голос:
– Явилась, – Валентина не скрывает отвращение, выходит из тени высокой пальмы в центре холла. Под четырехметровый потолок уходит ровный ряд мерцающих диодных лампочек. Новый год на носу.
Мачеха кривится и окидывает меня черным прищуренным взглядом: царапающим, будто когтем ястреба.
Я прячу папку за спиной и не знаю, что сказать. Сцепляю зубы и напяливаю на лицо безразличную маску.
– О, шлюшка вернулась, – в халатике ядовито-вишневого цвета, едва прикрывающим тощую попу, в гостиную выплывает Клава. Она что-то жует и грязными руками заводит черные патлы за ухо.
– Зачем ты так? – тихо проговариваю и утыкаю взгляд в пол. Зря ляпнула. Плечи жмет от усталости и страха, а в голове полный кавардак.
Валентина делает несколько резких шагов ко мне, а я отступаю к стене и шарахаюсь немного в сторону, отчего щекой влетаю в наряженную елку.
– Только не говори, что мне за это барахло еще платить придется, – фыркает мачеха и снова колет взглядом, окидывает меня презрением с ног до головы.
Я делаю вид, что не заметила ядовитых брызг в мое лицо, отвечаю сдержанно и без тени злорадства:
– Не переживайте, я сама все оплачу.
– Если такая самостоятельная, зачем приперлась? Неужто жених после первой ночи выгнал? Надо было тебя под опытного мужика сначала подсунуть, чтобы не позорила семью.
– Мне нужно вещи взять, – терпеливо-осторожно говорю и слежу за каждым ее движением. Она быстрая, как кобра. Я глубинно боюсь мачеху, но сейчас ниточка по имени «Генри» помогает мне не сдаться.
– Может, тебя еще обедом угостить? – ехидничает Валентина. Сестрица поддакивает мерзким смешком.
– Я ничего не хочу, спасибо, – стараюсь вкладывать вежливость в интонацию, хотя меня выворачивает наизнанку от неприятия и ярости. Держусь только ради отца и…
– Да кому эта мыша нужна? Я тебе говорила, мать, что она провалит мероприятие! – сводная сестра запрокидывает голову и трясет черными волосами, они как щетка для пола трут худощавые плечи.