– Ты удивишься, каким разным я могу быть, ромашка, – напираю немного, подвигаюсь вплотную. Нащупываю пальцами влажные складочки и раскрываю их для себя. Чувствую ее жар и пульсацию, и меня трясет от предвкушения, качает, будто я выпал в бушующее море в маленькой дырявой лодке.
– Я хочу знать тебя разным, – одними губами говорит Валерия и подается немного вперед, позволяя войти в нее. Нырнуть в тесный грот и задохнуться протяжным встречным стоном.
Она горячая, раскаленная, влажная. Я едва держусь, чтобы не сорваться с цепи. Но не сегодня, не сейчас.
Слежу за ее эмоциями. Лера смотрит на меня распахнутыми глазами, глубокими океанами, и шепчет:
– Прошу тебя… Поцелуй. Умоляю…
К черту договор! К черту все ограничения. Она права, нелепо, глупо, бессмысленно. Особенно, когда сам свои же правила нарушаешь.
Нападаю на ее губы. Рву, терзаю, как волк, что поймал аппетитного зайца. Валерия стонет мне в рот, а я захлебываюсь от эмоций и молний в паху, что вот-вот взорвутся и испепелят столетний дуб. Лера толкает язык и бедра мне навстречу. Но внезапно морщится и стискивает пальцы на плечах, будто сигнализирует «стоп», и я немного отступаю. Целую, отвлекаю, чтобы избавить от неприятных ощущений.
Чуть-чуть отстраняюсь, невеста закусывает вспухшую губу, сильнее вжимает пальцы в мои ягодицы и кивает.
«Я готова» – говорят ее глаза, «Я хочу тебя» – говорят ее руки, что настойчиво терзают мое тело, и губы, что беззвучно складывают слова.
И я толкаюсь вперед, как поршень, преодолевая сопротивление. Мне приходится придавить угловатые плечи к постели, чтобы Лера не сделала себе больней. Глотаю с поцелуем ее крик. Ору в душе, потому что не представляю, как это больно. И не хочу представлять.
Меня трясет от перевозбуждения, от осознания, что уже занес ногу над пропастью. Кажется, стоит шевельнуться внутри нее, и я изольюсь без особых усилий, стоит взглянуть на Валерию, и меня уже не спасти.
– Как ты, ромашка? – ласкаю ее невесомыми прикосновениями губ, утыкаясь в измокший висок, целую ухо. Шепчу: – Не молчи…
– Печет немного, – отвечает она едва слышно и стыдливо прячет лицо на моем плече. Внезапно вгрызается в него, а потом скользит язычком по укусу и щекочет зубами кожу. – Спасибо, Генри, – резко и надломлено выдыхает. И плачет. Навзрыд.
Пока я плавлюсь от желания пронзать ее собой, до упора и дикого необузданного желания разрядиться, она мучается страхами и печалями? Я не могу их забрать, но постараюсь отвлечь.
Шепчу в волосы что-то бессвязное, губами собираю сладкий бисер ее пота со лба, даю ей время опомниться, расслабиться.
– Спасибо… – ее потряхивает уже меньше, но голос все равно изломан хрипотцой.
– За что? – чувствую, как напряжение и давление постепенно гаснет. Кротко двигаюсь ей навстречу, едва ощутимо, и Лера подхватывает ритм.
– За то, что нежен, – вдох. – За то, что ты такой, – выдох, – неожиданный жених.
– Моя невеста… Ты моя теперь, ромашка, – выдаю первое, что на уме, и прикусываю язык до крови. Совсем крыша поехала от внутреннего пожара. От каждого движения вперед, от толчков бедрами и сокращения сердца в груди.
А Валерия смеется сквозь слезы. Тихо, но так светло, что мне становится легче. Кажется, кто-то говорил, что надежды не воскресают? Еще как. Как зомби, восстают из мертвых и начинают жить своей жизнью, несмотря на то, что их никто не звал и не ждал.
Кожа под ладонями горит, в ушах шумит, в горле колючий спазм. Я тяну Леру за бедра, уверен, делаю ей больно своей напористостью, но она не сопротивляется. Потому что с каждым движением мы будто создаем произведение искусства. Где в толчках и стонах просыпается счастье, а тело рвется от наслаждения и наполняется жутко-болезненной истомой. Она накрывает нас куполом, как защитным барьером. Теперь мы больны друг другом.
Набираю побольше краски и делаю широкие мазки. Раз-два-три! Глубже-больше! До основания и остановки пульса.
И, когда она внутри скукоживается-скручивается, а снаружи взрывается сухим хрипом, я срываю тетиву, и стрела оргазма выгибает позвоночник.
Глава 32. Валерия
Я устаю почти до потери сознания и, после сладких мгновений с Генри, незаметно для себя, утратив связь с реальностью, засыпаю на его плече.
С утра он так тесно ко мне прижимается, что я согреваюсь изнутри и просыпаюсь от нежной духоты. Хочется в нее нырять, потом выбираться и снова с головой… чтобы захлебнуться от счастья.
Теплые и крепкие пальцы на животе заставляют меня гореть и дышать ненормально порывисто и думать о неприличностях. О том, как Север прикасался, как владел мною, и как я ему отдавалась.
Я стала старше на целую жизнь после его поцелуев и прикосновений. Мне кажется, что теперь ничего не будет так, как прежде.