А я дышу в потолок и благодарю шарм за то, что спутал-заплел меня с Генри. Именно с ним. Я хочу, чтобы он был первым и единственным. Мне даже кажется, что я его уже люблю. Не знаю за что и почему. И знать не хочу. Стремительно, быстро, невозможно, но сердце екает, когда он шепчет «Мятежная вредина» и сползает с поцелуями ниже. Туда, где в пучок собрались пламенные розы.
Легкое касание ладони к чувствительному месту взрывает сноп блестящих конфетти. Шарм ликует, беснуется под ребрами, едва не пробивает их напором, вьется вокруг нас ажурным шарфом. Наверное, нет никакой магии, я просто придумала ее, но у меня от наслаждения так вспыхивает перед глазами, что кажется, и правда, мы опутаны красными лентами.
Как оказываюсь без трусиков, не помню, эта секунда проваливается под стыд смешанный с безумным желанием.
Генри прижимает руку к горячей плоти, водит вверх-вниз по нераскрытым складочкам, трогает мелкие волосы. Медленно, будто испытывает, проверяет меня на прочность. На крепость духа, что трещит по швам.
Выгибаюсь и закидываю руки за голову, сдавливаю углы подушки, беззвучно кричу. Я не могу до Генри дотянуться, меня слишком выгибает от наслаждения. Мне нужна опора, чтобы не упасть. Якорь, чтобы не уплыть в безбрежное море. Тяжелая цепь или груз, чтобы не улететь в открытый космос.
Генри ласков, нежен и медлителен. Будто нарочно растягивает время, чтобы в нужный момент сбежать.
Но вопреки моим страхам, Север чуть разводит мне колени и заставляет раскрыться ему навстречу. Проводит черту между «раньше» и «сейчас», когда нежно теребит воспаленное место кончиком пальца, а потом осторожно вводит его в меня.
– Ге-е-енри… – с губ срывается хрип. – Ты меня мучаешь. Я хочу бо-о-ольшего…
Он дотягивается до губ второй рукой и запечатывает просьбу.
– Это особенная ночь. Я хочу, чтобы ты ее не забыла, – ниже, ниже. Его голос уходит куда-то в сторону, а потом гаснет в поцелуе. Интимном, жарком, напористом.
Север добавляет второй палец и продолжает плавно в меня входить. Целует, ласкает языком плоть и заставляет вертеться юлой под его руками. Рычу и приподнимаюсь над кроватью. Резко падаю, бесконечно падаю, потому что он не останавливается. Не позволяет вдохнуть, выдохнуть. Заражает меня жаждой и голодом, как смертельным вирусом.
Когда толчки языка доходят до абсурда: бьют током по одной точке, а пальцы ритмично вырывают из меня остатки дыхания, я трескаюсь, как кракелюр. На мелкие сегменты и расщелины.
Вздрагиваю всем телом и, сжимая неосознанно ноги, запускаю в волосы Генри пальцы. Мне все равно, что он против, я хочу сейчас его чувствовать, и пусть потом хоть долг, хоть тюрьма. Неважно.
Глава 31. Генри
Как же она кончает. Приоткрыв покрасневшие от поцелуев губы, запрокинув руки над головой, вцепившись до белых пальцев в подушку, приподняв упругую грудь.
Я сошел с ума рядом с ней.
И почему мне не попалась опытная, мерзкая тварина? Жадная, некрасивая, глупая. Почему я связал себя узами помолвки с этой нежной и хрупкой девочкой, что сейчас так умопомрачительно сжимается вокруг моих пальцев?
Я же мог отступить. Еще тогда в беседке, при первой встрече, мог встать и уйти.
Или нет?
Мне кажется, что я уже порвался. На части, лоскуты, рассыпался на крошки. Просто рассеялся в воздухе, как вода из пульвелизатора.
Ромашка. Такая светлая, нежная, как летний цветок. Моя ромашка.
Свинтило мозг напрочь! О чем я думаю?
Валерия сводит от судорог ноги, дрожит еще больше, чем до этого. Я позволяю ей немного привыкнуть к ощущениям и замечаю голодный-нерастраченный блеск в светлых глазах.
– Лера… – скидываю халат и быстро надеваю презерватив, замечаю, как она наблюдает и кусает губы. Поднимаюсь к ней, нависаю. Невеста тянется, оплетает худыми руками мою шею, царапает, до боли тянет волосы. И я уже не противостою, потому что не могу. Она сильнее меня. Намного сильнее.
И когда я застываю, будто пораженный параличом, Валерия перехватывает меня за пояс, прижимает к себе и шепчет:
– Смелей же, Север, я не засушеный василек. Не рассыплюсь.
– Дороги назад не будет, – больше для себя, чем для нее, выпускаю сквозь приоткрытые губы. Дыхание обжигает кожу, и я чувствую, как вены набирают кровь, как они наполняются чрезмерно и почти разрывают меня изнутри.
– И не нужно, – Лера царапает лопатки, пересчитывает ребра и замирает взглядом на восставшей плоти. – Я хочу, чтобы ты сделал это. Или трусишка? – она сладко улыбается и волнующе касается моих бедер ладонями, сжимает ягодицы и пропахивает пальцами спину. Возвращается юркими ручками вперед и дрожащими пальцами ведет по перевитому венами члену.
Я едва не кричу от назойливо-кисейных прикосновений, но запретить ей сейчас не в силах. И оттолкнуть уже не могу. Эту муку мне не преодолеть, а если Лере суждено стать последней невестой – пусть. Ради такой женщины и умереть не страшно.