В доме тепло. Тащу Севера в холл, толкаю на диван, и он не сопротивляется. Подбрасываю пару дров в камин, отчего он яростно начинает гудеть и щелкать, а затем возвращаюсь к Генри. Сажусь рядом и беру его холодные руки в свои ладони.
– Не нужен договор, не нужен. Я выполню все, что ты скажешь. Все, что захочешь…
– Не уйдешь? – цокает зубами и выворачивает руки, меняя местами с моими. Прячет задубевшие пальцы в надежной броне своих ладоней.
– Гнать не будешь?
Мотает головой. В его глазах пляшет отблеск огня, а волосы покрываются бронзовым лоском. Блеск. Шарм. Все на своих местах.
Алое свечение возвращается, ноздри наполняются сладким ядом, а узел в паху скручивается туже. Мир сокращается до маленькой точки где-то в груди, отчего мне кажется, что я втягиваюсь в нее, как в черную дыру. Я не знаю за что, почему, но чувствую, что этот мужчина оставляет во мне глубокий отпечаток.
– Правда, никого не было? – шепчет он и подается ближе. Заметно подрагивает от холода, и на смуглом лице выступает морозный румянец.
– Правда, – отвечаю и прикрываю веки. Хочется раствориться в этом моменте, замереть навеки, потому что другого такого не будет.
Глава 29. Генри
Лера разрешает стянуть с нее куртку. Я стараюсь делать это бережно и осторожно, хотя руки ходят ходуном. Она в красивом облегающем платье моего любимого цвета – темно-серого. Ткань повторяет изгибы стройного тела.
Мне до дна моей холодной души противно от мысли, что мог ее потерять. Теперь я ненавижу белый, что все еще стоит перед глазами, когда в злосчастном ЗАГСе Лера была в слезах. Царапины на щеке стянулись, но не сделал ли я ей сейчас рану глубже, чем шлепки мачехи? Как же невыносимо быть таким… черствым и запертым.
Ставлю себе зарубку: на нашей свадьбе Валерия будет в платье голубого цвета. Как ее глаза. Только это возможное будущее скрыто такой плотной пеленой проклятия, ведь если я не выполню или не выдержу условия – проще прыгнуть с моста.
Провожу ладонями вверх по ее талии, пересчитывая ребра, и Валерия заметно вздрагивает.
Почему вернулась? Я небезразличен, что нереально, или, все же, ей просто некуда идти, и лучше молодой бизнесмен, чем богатый толстый старик?
Становится кисло от своих мыслей. Чтобы прогнать их, мотаю головой и тянусь к Валерии, натыкаюсь ладонями на острые лопатки. Меня все еще подкидывает от холода, но по коже неуемно мчатся жаркие клубки возбуждения.
Обнимая невесту, впитываю ее головокружительный запах и шепчу:
– Я не хотел. Прости меня за грубость.
– Шиповник тоже колючий, но цветет пышно и красиво, а еще очень полезен.
– Боюсь, что сравнение неудачное, – ворчу и веду носом вдоль линии шеи и утыкаюсь в аккуратное ухо.
Лера немного отодвигается и смотрит на меня как-то недоверчиво, но с легкой улыбкой.
– Ты столько школ построил, столько картин показал миру, столько молодых имен открыл! Одна Алика чего стоит – это же невероятно в шестнадцать так рисовать! – в глазах наполненных темной синевой мелькает неподдельный восторг. И я понимаю, что она знает обо мне намного больше, чем я думал. – Ты сделал больше, чем кто-либо. И для меня тоже. Ты не можешь быть плохим. А кусаются люди часто тогда, когда им больно.
– Маленькая понимающая девочка… – крепче обвиваю Леру руками. До тихого вздоха, до ощущения биения ее сердца внутри меня.
– Слышала, что ты и сам художник. Вот только не нашла картин в сети, будто ты нарочно вычистил все.
Вечно забываю, что я под расстрелом СМИ, и моя жизнь – достояние общественности. Всем хочется всунуть нос. Думаете, как часто у меня спрашивают, не собираюсь ли жениться? Да на каждом интервью. До-ста-ли! Даже то единственное, что много лет скрываю, кто-то смог откопать, болезненным пятном в виртуальном пространстве оставить воспоминания о прошлых временах. Но я не хочу сейчас об этом…
– Лера… – перевожу стрелки с болезненной колеи. – Дома не нужно о работе. И о моих достоинствах лишнее.
Она утыкается в мое плечо и говорит неожиданное:
– Зануда. Мне же интересно.
– Просто сегодня плохой повод раскрывать душу. Я и так – перезаряженная батарейка. Еще взорвусь, и будет плохо. Кстати, обещаю попозже взять тебя в офис, все показать, если захочешь. Даже с Аликой познакомлю.
– Очень хочу! – в ясных глазах загорается благодарность.
– Тогда после-послезавтра поедем.
– А завтра и…?
– Пусть будет сюрприз, – так приятно, когда она улыбается.
И жутко было больно, когда уходила от меня. Грудь сдавило, будто с потолка рухнул многотонный состав. После того, как я гаркнул, Лера пошла собираться, а я больше не смог дышать в доме: выбежал на улицу и, чтобы не встрять лбом в бетонную плитку, сел прямо в снег от бессилия. И когда девушка шла к воротам, ссутулившись и согнувшись в три погибели, сердце билось через раз, а потом совсем остановилось.
Я бы отпустил. Мне нельзя держать и звать: это ее право и мое проклятие. Я бы не позвал. Не из-за гордости, нет, а просто потому что за-пре-ще-но.