Шарм, или Последняя невеста

– Говори, что это, – выдавливаю сквозь зубы. Строго, с напором. Кладу вторую ладонь на стену и запираю Леру с двух сторон. Как же она пахнет! Голову ведет от каждого вдоха. Стараюсь не шевелиться, потому что откровенно срываюсь с петель.

Валерия вскидывает голову,наши взгляды схлестываются в неравном поединке. Кажется, стекло ее глаз разлетается на куски, но вместо осколков по щекам ползут слезы.

– Это гарантия, что ты меня никогда не полюбишь, Генри.

Сначала я застываю, как фарфор в печке для обжига, потом фыркаю, как сивый мерин, а в конце криво усмехаюсь и думаю, что напоминаю сейчас скомороха с бубенцами.

Что она несет?

Мне кажется, что я уже пропал, утонул в ее чарах, запутался в сетях, сорвался с пика и лечу головой в пропасть. Любви.

В груди стынет оттого, что такая любовь не лечится, что я втянул Леру в страшное путешествие в один конец.

Глава 34. Валерия

Окна высотой в пол и шириной на всю стену притягивают взгляд. Хоть я уже насмотрелась на них, пока ждала Генри и удаляла блоги, вырывая сердце с кровью из груди, но сейчас снова прикипаю к стеклу. Руку протяни – темное море на тысячи метров вдаль. Волнуется белыми кудрями, выглаживает пустынный берег. Даже сквозь прозрачную преграду слышу солоновато-влажный вкус морского воздуха, хочу глотать, глотать, глотать…

Здесь нет снега, прохладно, около пяти градусов тепла, на земле легкая зелень. И так непривычно после наших сугробов и крепкого мороза, что даже тонкий свитер кажется лишним, жарким, тесным. Хотя, может, это от катастрофической близости Севера?

Он стоит за спиной и долгие минуты молчит. И я умираю от этой тишины, давлю в себе слезы, жду, что он развернется и уйдет. Хочу взвыть и искусать руки до кости, чтобы болело в другом месте, а не в груди.

Пусть лучше уходит, чем мучает меня молчанием и безразличием. Я знала, что так будет, и почему надеялась, что смогу выдержать? Слепо шла за шармом и знала, что, получу стрелу в спину. Но не так же быстро…

– Ромашка… – Генри опускает голову на мое плечо и протягивает руки со спины на живот. Я примерзаю к полу. Хочу сбежать, но истуканом стою и упираюсь ладонями в стекло. – Это какая-то глупость, Валерия… Нет никакого шарма. Не понимаю, что ты себе вбила в голову.

– Я могу ошибаться, Генри, – вздрагиваю, когда его губы касаются шеи и с поцелуями перебираются на висок. – Но я пережила такое не один раз и знаю, о чем говорю.

– И давно это у тебя? – шепчет в волосы, топает подушечками пальцев по скуле и замирает над нижней губой. Поглаживает, пропуская колючий ток со своих рук.

– Как стали нравится мальчики, – тяжело говорить: голос срывается, дрожит. – Как только почувствовала тягу к мужчинам.

– И много было тех, кто тебе нравился…

– Двое, – откашливаю сухой хрип, потому что близость его рук выматывает. Будто канат над бушующей рекой: один неверный шаг… – теперь трое…

Его твердая грудь упирается в затылок, и я чувствую позвоночником, как рубит под ребрами мужское сердце.

– Расскажи…

Мотаю головой. Это мои тайны, мои провалы. Не хочу ему вываливать все на блюде.

– Только взаимно. Что случилось с твоей первой невестой?

Генри каменеет, пальцы левой руки на моем животе сокращаются в нервном спазме, правая смыкается перед глазами в кулак и уходит в сторону.

– Да, я нарушаю правила, но тогда и ты ничего не спрашивай, – перехватываю на лету его руку, сцепляю наши пальцы. – Я не смогу быть искренней без обратной связи. Думай, что я все вбила себе в голову, что шарма нет, но… – отпускаю его ладонь и резко поворачиваюсь лицом. Ткань рубашки трещит от моих прикосновений. – Признайся, я что-то для тебя значу, или в нашей помолвке какой-то подвох? Ведь не просто так ты нашел мою мачеху, не просто так заплатил за незнакомую девушку, не просто так подсунул мне этот договор с нелепыми правилами. Ты искал девушку для удовлетворения утех? И все? – приподнимаю руку и показываю ему колечко. – В твоих глазах, Генри, жуткая уверенность, что свадьбы не будет. Так зачем помолвка? Отвечай!

Север смотрит горячим взглядом на мою руку, как она только не плавится, и хватает губами воздух, ведет в сторону головой, моргает. Сейчас уйдет в себя, запрется, но я ему не позволю. Замыкаю ладони на его румяных щеках, поворачиваю к себе голову, тянусь на цыпочках и целую Генри в приоткрытые губы.

– Ты не спрячешься в темноте, потому что я буду держать тебя, вытаскивать на свет, – правая рука соскальзывает вниз и ныряет под тугой ремень его брюк. Поглаживаю пальцами трикотажную ткань белья и чувствую, как стремительно наливается его желание.

Север шумно и порывисто выдыхает, прикрывает веки. Изогнутые пышные ресницы отбрасывают густую тень на его щеки.

– Валери…

Он не договаривает, потому что я расшалилась пальцами. И сама от горячей твердости под ладонью схожу с ума.

– Тебе точно восемнадцать? – едва дыша, Генри вырывает мою руку из-под пояса, сдавливает плечи и отталкивает на кровать. Мягкость матраса принимает меня.

– Почти девятнадцать, – усмехаюсь и приподнимаюсь на локтях, убираю рухнувшую на лицо прядь волос.