Я бороздил ковры, по которым ходила моя Ромашка босыми ножками, гладил постельное белье, где спала моя малышка, распахивал шкаф и просто опускал голову на полку, пытаясь надышаться ее запахом.
Надежда царапала грудь ржавым гвоздем. Я винил себя, только себя, в том, что проклят. Даже в том, что просто появился в жизни Валерии. Я – причина всех бед. Я накликал на нее беду!
Сажусь на кровать и в психе сбиваю ногой тумбочку. Что-то хрустит под колесиками. Я тянусь трясущимися руками и замечаю блистер противозачаточных, где в ряду по стрелкам педантично выдавлены все до единой таблетки.
Ору, кидаюсь на стены, срываю шторы, бросаю шмотки, терзаю простынь. Скидываю книги, фигурки с полок, разбиваю шкатулкой зеркало.
– Я не могу так больше! Я не могу…
– Генри, что ты творишь? – залетает Егор.
Я разъяренно разворачиваюсь.
– Иди вон! Оставь меня!
За ним появляется испуганный Давид.
– Думаешь нас прогнать? Глупец ты, Север. Мы – твои друзья, а близкие близких в трудное время не бросают, – он проходит в комнату и подталкивает ногой мусор. Из уголка покрывала высыпаются мелкие горошинки таблеток.
– Что это? – шепчу, но Давид тормозит ладонью и приподнимает несколько штук. Прикладывает к блистеру.
– Лера просто намного мудрее тебя, Тюлень.
– Думаешь, она беременна?
– Ну-у-у… – друг пожимает плечами и встряхивает длинной темной шевелюрой. – Это говорит о том, что она не стала тебя слушать и вопреки всему хотела от тебя ребенка.
– Я… – дышу. Стараюсь дышать не часто, чтобы голову не повело.
– Правильно – идиот, я тебе давно говорил, – поддерживает Егор.
В комнату влетает Женя.
– Север, к тебе женщина. Говорит, что срочно.
Гостья – высокая и статная. Фигура точеная, будто гитара из дорогого дерева.
Она говорит по-английски:
– Добрый день, Генри.
– Если вы не по поводу Валерии, убирайтесь, – не могу сдержаться. Меня до сих пор колотит, от осознания, что я ее потерял. Глупо, глупо, глупо…
– Я – твоя сестра, Генри. По отцу.
– И что мне сделать? Сплясать? Вы пришли неудачно. У меня невеста пропала, мне сейчас не до гостей. Хорошей вам дороги! – отмахиваюсь и хочу свалить в кухню.
На щелчок дверной ручки оборачиваюсь и сталкиваюсь с синими озерами глаз.
– Север… – сипло говорит Лера, схватившись за косяк. Одежда изорвана, волосы спутались, на щеках грязь. – Я сбежала… – она делает кроткий шаг навстречу и, как срубленная береза, падает вперед. Ловлю ее и кричу-зову на помощь.
Давид остается с Лерой в комнате, выгоняет всех с матами и грозным видом. Я плетусь последний, не хочу уходить, хочу прилипнуть с Лере и не отпускать больше. Но друг толкает меня в плечо и рычит:
– Я тебя сейчас вырублю. Жива она! Жива! Дай осмотреть, не трясись! Лучше легкий супчик ей организуй. Все, вали отсюдавэ! – и захлопывает дверь перед носом.
Я просто сажусь у двери и кусаю пальцы. Потом прячу голову на коленях и пытаюсь загнать себя в темноту, чтобы не волноваться и, если нужно будет, поддержать Ромашку в любой беде. Даже если случилось самое страшное. Даже если этот ублюдок…
Полчаса становятся вечностью. Кто-то дергает за плечо и тянет меня вверх.
– Иди. Леруся хочет тебя видеть, – тепло шелестит над ухом голос Давида. Он заталкивает меня в комнату, а сам уходит.
Ступаю и ничего не вижу перед собой. Иду на ощупь.
– Ге-нри, я… – невеста откликается слабо, тянет руку. – У нас будет малыш.
– Я… – падаю возле нее на колени, целую в раскрытые ладони и омываю их своими слезами. – Я так тебя люблю.
– Генри, родной мой, нет шарма. Это все мое воображение. Это все глупости. Я просто верю тебе. Твоим глазам верю, – она прикрывает припухшие веки, облизывает искусанные губы и шепчет: – Он меня не тронул… Я не позволила.
– Обижал?
– Нет, – показывает на расцарапанные руки. – Это я через забор перелезала. Упала неудачно, ногу подвернула, и потом без денег никто не хотел подвезти до города.
– Но зачем Яну все это?
– Говорит, что я понравилась. Блоги мои читал, зацепила чем-то. Хотел подступиться поближе, прощупывал почву, а я с тобой встретилась.
– Так он же работал у меня пару лет.
– Да, вот и подкинул историю девочки, что безумно влюблена в богача. Наверное, чтобы вызвать во мне жалость… Генри, – Лера говорит с придыханием. – Я так боялась, что бить будет, и…я потеряю нашего малыша, – плачет навзрыд, дышит мне в шею и плачет, плачет, плачет… – Нет проклятия, я не хочу больше это слышать. Пожалуйста, Генри.
– Прости меня, моя невеста, я больше так не буду.
Эпилог
К середине лета у жены округлился животик. Туго натягивались на нем футболки, отчего Валерия казалась еще сексуальней, чем раньше. Малыш стал активным и чутким к прикосновениям и словам. Да, банально, но я ему, или ей, рассказывал каждый вечер сказки, и Лера засыпала быстрее маленького существа в ее организме.
Потом я рисовал, а когда глаза начинали слипаться, нырял к Ромашке под бок, обнимал со спины, переплетал наши ноги и наслаждался ее запахом. Молочно-кремовым с оттенками нежного полевого цветка.