Шарманщик с улицы Архимеда

Оказывается, эти занимательные изображения – не более чем критика испанского общества конца восемнадцатого столетия и его нравов. Борьба художника с несправедливостью и злоупотреблениями власть имущих… и с предрассудками народа.

Как скучно!

Какое мне дело до общества и его предрассудков?

Интересно, чем опоила меня эта чертова азиатка?

* * *

В солидном немецком каталоге приведены различные общепринятые комментарии к офортам Гойи. Большинство из них имеют назидательный характер…

Например, комментарий к Капричос 32 (девушка в темнице и крысы у ее ног) звучит так «На жизненном пути бывают взлеты и падения». Сам автор титуловал этот офорт несколько двусмысленно – «За то, что она была слишком чувствительна».

Слишком чувствительна, это что значит? Пожалела кого не надо? И села сама?

Я видел эту работу еще в детстве. Мне всегда было жалко несчастную. Мне казалось, что Гойя взывает тут к милосердию, обвиняет царящее в его время судебное зверство.

Комментарий Прадо это впечатление сознательно смазывает… Сама мол виновата, бывают взлеты, а бывают и падения. Ну и упала… Уж не франкистские ли юристы его писали?

Последние исследования показали, что на этом листе якобы изображена Мария Висенте Мендиета, которая помогла любовнику убить своего мужа. Кинжалом. Созналась в преступлении она только под пытками (оттого и «слишком чувствительна»). И Мария, и ее любовник были публично казнены в апреле 1798 года. Как видите, и я ошибся, и комментатор Прадо, а Гойя (в названии) мрачно сострил.

Не исключено, впрочем, что через сто лет найдутся еще какие-то документы в архивах и выяснится, что эта женщина – не сообщница убийцы, а убил ее мужа не ее любовник, и что он и не любовник ее, а только кузен, подвернувшийся под руку следствию, и, чтобы успокоить народ, власти вынудили его и Марию признать свою вину. Графика, как и любое изображение, амбивалентна. И все интерпретации – даже самого художника, не только специалистов и публики – частное дело… Даже «прямой» и «честный» репортаж часто врет, представляет все не так, как есть, а что так называемое «искусство» вытворяет…

Уверен, что для Гойи было важно показать на этом офорте светлую женскую фигуру, серые стены и пол тюрьмы и черные тени… ночного горшка, крысы и каких-то других графических существ (рыбы, ящерицы). А кто она, что она – дело десятое. Свет в плену у серости и тени.

То, как он сам себя чувствовал.

…

Из комментария к Капричос 75 (ил. 63, «Кто же нас наконец развяжет»), на котором изображены привязанные друг к другу мужчина и женщина, мы узнаем, что речь идет о супругах, ненавидящих друг друга, живущих вместе без надежды на развод, невозможный в католической стране, возможно о жертвах насильственного замужества. Это один из немногих, помогающих понять смысл офорта, комментариев.

И тут тоже – светлая женщина, живая душа жизни, опутана веревками. Ее ноги привязаны к левой ноге мужчины, он тащит ее за веревку, обвязанную вокруг ее талии. Она тут жертва, он, муж – похититель, насильник. Здоровущая бабочка-сова в судейских очках – персонифицированная жестокость католического государства, ненавидящего женщину, дерет ее когтями за волосы.

Чего в этой работе больше – протеста против закабаления женщины в железном католическом браке или… тайного злорадства и удовлетворения мужчины? С кем идентифицировал себя художник – с ней? С ним?

Или ни с кем… и перед нами «третья реальность», хорошо нарисованная картинка, которую каждый может истолковать так, как подсказывает его сердце?

Или не надо ничего толковать, а только проехаться равнодушным глазом по офорту и пойти к знакомой китаянке в переулке… вдыхать ее наркотический аромат… сжимать ее кошачьи груди…

Гойя обратился к теме нерасторжимости брака и порождаемым ею ужасам еще раз, на офорте 7 серии «Диспаратес» (ил. 64, 1815–1824), лучшей и самой загадочной графической работе мастера. Связанные супруги на этом листе срослись телами. Спинами и головами… превратились в четверорукое, двухлицее чудовище, в адского «януса». Но не в будущее и в прошлое смотрят эти корчащиеся от боли, жуткие лица (женское лицо – кошачье, мужское – мутанта), а в никуда. Мужчина показывает указательными пальцами обеих рук на фигуру, напоминающую Гитлера. Этот «Гитлер» – явно родственник, возможно отец жениха, в сговоре с отцом невесты, вынудивший молодых людей вступить в брак из-за материальных или каких-либо других выгод… Жест этот означает – «Ты виноват в нашем несчастьи, в нашей боли, в ужасе нашего неестественного существования».

Или это не отец, а священник, обвенчавший молодых, зная, что они не любят друг друга и вынуждены идти под венец против воли?

А отец и мать, и теща, и остальные родственники – эти демоны-мучители – присутствуют тут как живой фон изображения… корчащийся барельеф… бестиарий… собрание нелюдей.

Что это? Семья? Общество? Мир?

Или то место, где обитает наше болящее, превращающееся с возрастом в страшного страдающего урода, раздираемое на части мужским и женским началами «я»?

…